Например, если у вас высокое давление, то надо раздеться до пояса, выйти на свежий воздух и прокричать сорок раз: моё давление сто двадцать на восемьдесят.
Смешно!
Когда все части прибора были соединены, от генератора к моторчику тянулись провода, а при включении зажигался синий огонёк на индикаторе, Агата поняла: вот оно! И ощутила внутри себя почти средневековое прединквизиторское чувство свершения. Она осторожно положила катушку на триста четырнадцать вихрей себе на пульс.
И блаженно уснула.
Прибор Агата назвала кешбеком. Лучше надо было сторицей.
Конечно, снаружи кешбек выглядел аляповато, кривовато, нелепо.
Но зато внутри! Огнь! тепло! луч!
Запись на странице в социальных сетях:
Мне снится, что я сама себе сериал, в него верят все. Но не могут мне сказать об этом. И я упрямо понимаю, кто звезда этого сериала. И мне плевать, что в фейсбуке ругань, в инстаграме онанизм, а в технических бюро пьют коньяк. Я сама себе тех. бюро. Много раз обращалась к тем, кто выше, объясняя, что мне нужны деньги на исследования, что у меня в голове чертежи, клеммы, желание избавить человчество от болезней. Я не мутант, не обманщик, не лгун. Я лишь человек, кому пришла в голову простая идея. Не за лайки, не за браво, не за нобелевку. Я не псих одиночка, которая всю жизнь проработала обычным сурдопереводчиком в социальной сфере и вдруг на старости лет, воспитав сына, обросла некими идеями спасения человечества. Всего человечества! Ни кого-то одного, например, Васю или Петю.
Не ради хайпа. Не ради денег. Не ради журналистских репортажей.
В нашем милом государстве нельзя продвинуть настоящую идею. Точнее можно, но для этого надо обойти кучу инстанций. И везде спрашивают — какое у вас образование. Где вы до этого работали. Если приходишь в кабинет к мужчине, то отчего-то он начинает предлагать вечером встретиться. А это не иначе, как ужин и постель. Тем более, если ты хороша собой. Но абьзивность не в моём стиле. Я шла просто по следам мерцающих светлячков. И пришла к выводу — аритмия и ритм вещи противоположные. Аритмия пульса может быть исправлена. И я нашла, как это сделать. Себе-то я сделала! С этих пор у меня нет ишемической болезни, искривления левого желудочка сердца и ожирения.
Да-да, мой вес шестьдесят шесть кило.
Десять лет я пахала, сверлила маленькие отверстия, соединяла провода, покупала на свою зарплату проволоку, наматывала её вручную, все пальцы исколола. Это не сверхцель, это простое желание не губить свой организм. И жить долго.
Но когда я поняла, что у меня нет единомышленников. Муж ушёл. Бросил. Сын ещё мал и не понимает, отчего мама что-то паяет, крутит, покупает болтики и гаечки. Но когда сын вырос, то также отказался понимать, хотя делал вид, что сочувствует и даже иногда заходил в магазин для того, чтобы приобрести пачку гвоздей для мамы.
Но сериал продолжается, кнопка еst не работает, а кнопка выкл. заедает.
Остаётся мыслить политически, это никого не заводит, не дает надежд, не влечет за собой революций. Но я научилась быть свободной. Подковывать блох. Мысленно отправлять в отставку правительство, отменять армию, налоги, бедность.
Как-то Галина мне сказала: «Сходи к олигарху». «Зачем?», «Ну, как зачем, все гении так делают! Чтобы подкрепиться материально!» Наивная подруга!
Смешно! Никто просто так денег не даст!
Дают за что-то. За результат. Но его пока нет. В промышленном масштабе. Есть маленький неказистый приборчик, собранный руками сурдопереводчицы, которую уволили с формулировкой «в связи с закрытием предприятия». Предприятия, где делали «Волги»!
И ещё смешное слово «изобретатель-самоучка»
…это любовь, история и политика.
…это тело, быт, аффект.
Я несу мир,
но для некоторых я — опасная, ибо изобретатель-самоучка — звучит, как сумасшедшая, боевая, опасная. Я — боевая и опасная. Ибо я не привычная пустота. Не пустыня. Я жар. Древо. Угль. Просто я одна Во всём селении самоучек. Кузнецов подковывающих блох. Я даже не целитель. Поэтому сленг «товары для здоровья» мне не подходит. Сленг болеутоляющих приборов — тоже не мой. Физиолечение — совсем не то. Потому что это не физио. Но каждый раз в течение десяти лет я приходила домой, уставшая, с сумками наперерез, я понимала, что выращиваю в пустыне то, что нуждается в оазисе.
Лучше бы я писала письмо своему первому мальчику-юноше-мужчине, не сломавшему во мне то, что другой бы сломал сразу: «зачем ты убил во мне романтика?» Убив романтика, он породил во мне изобретателя-самоучку. Я обнажила в себе его, я довела своё дело до дрожания, до сердечного стука, до золотого сухарика.
Вот моё будущее: живу сто лет, не старюсь, ко мне приходят звери, лисы крутятся возле меня, медведи становятся ручными, тигры, слоны, обезьянки тоже. Я подчинила всю анатомию себе. Но по дороге меня предали! Предал он, кого я любила. Нет, не первый неудачный. Не муж законный. А он. Он с большой буквы. С красной строки. Он врач. Профессор. Невообразимый Дон Жуан. Ему я поведала о своём изобретении. Он сказал: я сам так думал. Но только через клетку. Через жировую ткань. И тут началось! Я люблю тебя. Ты море. Ты гладкий супружеский рог изобилия. Но я — выращивала среди пустыни моё кактусовое растение! Всё в проводах, в нитях розовых, в клеммах. Моторчик. Генератор. Семь катушек. Сорок метров проволоки. Нет, Дон Жуан ничего не украл. Не заимствовал. Он решил, что это сделала я. У него. Без него.
Он тоже пил. Он обливал меня вином с ног до головы. Он хвала меня за шею от злости. И он не заплатил мне тридцать семь рублей по счёту за электричество, которым он грелся на моей даче. А мне было смешно, это же пустыня! Там всегда жара! Жажда и самоотречение.
Галя, Галя, тогда я почувствовала смерть. Я обняла её, начала с лица, затем шею, тело, ноги. Меня тогда страшно ударило током, потому что я хотела разбить свой прибор. Свой кешбек. Достать жезл, увидеть марши студентов в честь меня, услышать свой прощальный плач. И раскаяние своих врагов. Тех, кто сидел в кресле, начальников отвергающих моё выношенное изобретение. Ибо оно было вне смыслов, вне правил. Но оно работало. Работало на мне. И когда я называю свой возраст в поликлинике или в магазине, люди на меня с удивлением косятся. Не может быть, чтобы старуха так выглядела. Как, так? Вам шестьдесят четыре года? Настойчивые ухажёры и сладострасцы лишь усмехались — Агата, вы серьёзно? Это вы нарочно, чтобы
