положение, а сама вынуждена стоять, согнувшись в три погибели над унитазом и не имея возможности даже выпрямиться, так как каждое твое движение вызывает новый приступ тошноты.
И вино, само по себе, ужасная вещь. Терпкий, ароматный напиток, проведя в желудке некоторое время, превращается в зловонный яд, в едкую черную кислоту, которая, исторгаясь, сжигает пути, по которым устремляется наружу.
Мне отвратительно и больно отплевываться от него, и горло мое потом жжет так, что я даже не могу говорить какое-то время. Только кашляю.
Я помню, как сижу на холодном полу, рядом с унитазом, держусь за горло, молчу, с трудом сглатываю и думаю о злокачественных опухолях. Мне чудится, что в голове перекатывается свинцовый шар, размером с яблоко. Он катается по моему мозгу тяжеловесно, и череп медленно раскачивается в такт его движению, меняя местами пол и потолок.
Вокруг меня суетится Нельсон. Он понимает, что мне плохо и тревожно мяукает, трогает мою руку лапкой, заглядывает мне в глаза, словно спрашивает, чем он может помочь. Этот кот любит меня.
Из последних сил я доползла до постели и мгновенно заснула. Просто выключилась.
Я открыла глаза. Часы показывали три часа ночи. В голове гудело, горло продолжало мерзко саднить. Заснуть мне больше не удалось. Благо, завтра была суббота. Интересно, до чего доведет меня мое обжорство? До рака? До сумасшествия? Или до самоубийства? Сколько можно уже, в конце концов. На кого я становлюсь похожей? На скотину без толики самосознания. На безвольную тварь. Что бы я сказала своему любимому Кеану? Что я — зацикленная на своем теле обжора? Не так уж и красиво мое тело, чтобы таким образом о нем печься. Сколько лет еще мне надо потратить, стоя лицом в унитаз, чтобы это понять?
Я ворочалась с боку на бок. Я вдруг обнаружила, что все мое тело представляло собой туго сжатый ком. Я умоляла свои мышцы расслабиться, но ни единый мускул даже не дрогнул. Я с трудом сглатывала, ощущая, как жгучая боль скатывалась от гортани к пищеводу. Наконец, мне удалось разжать кулаки. Ногти оставили глубокие, беловатые следы на ладонях.
Интересно, я одна такая самоликвидаторша, или в мире есть еще кто-то?
Мне внезапно представилось, как вся планета вмиг опустела, и я стою одна посреди бескрайних зеленых лугов, голубых озер, где на тысячи километров нет ни единой живой души кроме меня. Нет ни щебета птиц, ни рыка зверей, только пустое шептание ветра в зеленой траве.
Сделалось невыразимо страшно. Так страшно, что захотелось кричать. Мне немедленно нужно было удостовериться в том, что я не одна на этой земле.
Я порывисто вытянула руку и нащупала выключатель ночника. Выключатель громко щелкнул. В освещенной, до мельчайших подробностей известной моим глазам комнате, сразу сделалось легче. Нельсон с недовольством покосился на ночник. Его глаза блеснули в тусклом свете лампы. Мерное урчание кота немного успокоило меня. Я поднялась с кровати, сунула ноги в тапочки и нетвердой походкой побрела на кухню.
Выпитый залпом стакан ледяной воды сделал жжение в горле острее, но зато привел нервы в порядок.
Одиноко светящееся окно в доме напротив, которое поймал в темноте мой мимолетный взгляд, полностью удостоверило меня в том, что на свете точно есть еще хотя бы один живой человек.
Я откинула занавеску, и какое-то время глядела на желтый прямоугольник прямо напротив моих глаз. Я вдруг представила, что за занавеской того освещенного окна стоит Кеану и, в свою очередь, глядит на мое, тоже светлое от электричества окно. Теперь перспектива внезапного опустошения Земли показалась мне весьма даже привлекательной: только двое на весь этот прекрасный мир!
Кеану и я.
Эта фантазия так взволновала меня, что ни о каком сне теперь не могла идти речь. К сожалению, силуэт Кеану появился в моем воображении, но вовсе не в том окне.
И все же. Есть ли еще кто-нибудь на всей земле, такой же, как я? Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, каким образом получить ответ на свой вопрос.
На соединение с интернетом ушли какие-то жалкие секунды, и вскоре весь мир был в моем распоряжении. Как некая книга мудростей, он был раскрыт передо мной. Я должна была только задать свой вопрос.
И это внезапно оказалось гораздо сложнее, чем я ожидала. Прошло, пожалуй, минут десять, пока я собралась с духом и напечатала это слово: «булимия». Внутри меня все замерло, томительные мгновения ожидания длились немыслимо долго.
Тем не менее, страница со списком результатов поиска развернулась как-то неожиданно.
— И что, ты оказалась одна на всей Земле?
Бог мой! Стоило мне проскользнуть глазами строку отчета о результатах поиска, как у меня похолодел затылок, и кончики пальцев онемели. Я перечитала строку заново:
«По Вашему запросу найдено Сайтов — 1765, документов — 17 745»!!!
Семнадцать тысяч семьсот сорок пять!!! И я что-то говорила о том, что была одна на всей Земле?!!!
Сразу за отчетом начинался просто бесконечный перечень всевозможных источников информации. От научных статей, коих было явное меньшинство, до ссылок на сомнительные сайты, содержавшие сплетни о звездах, якобы страдающих от «булимии».
ХХХ
«Булимия», в переводе с греческого языка, означает: «бычий голод»!
Бычий голод… Отвратительно!
Честно признаться, я ожидала многого. Но к тому, что я обнаружила, я все-таки оказалась не готова.
Щелкнув на первую попавшуюся ссылку, я неким странным образом, в мгновение ока оказалась внутри другого мира.
Какого-то жуткого мира, словно скопированного со сценария самого кошмарного из всех триллеров, что я видела за всю свою жизнь. Это был мир извращенной жестокости, изощреннейших мук, на которые только способен человеческий разум, безотчетного садизма, доведенного до его самых уродливых форм.
И этот мир был тем ужаснее, что он жил, он был реален. Он не являлся плодом чудес компьютерной графики или воспаленного воображения писателя-извращенца, через бумажные листы удовлетворяющего свои скрытые пороки. Этот виртуальный Аид наполнялся звуками страданий настоящих, а не выдуманных женщин. Сотен женщин, тысяч женщин.
Надежда в этом мире отчаяния теплилась лишь едва, она тлела в каждой строке череды посланий, слишком слабая, чтобы разгореться и слишком сильная, чтобы вовсе погаснуть.
И самое страшное заключалось в том, что я оказалась частью этого жуткого мира, это был и мой мир, я пребывала в самом его эпицентре. Я встретила свой персональный ад, от которого мне было теперь не скрыться.
В этих виртуальных мириадах зеркал самым правдивым образом отражались все мои чувства, все мои терзанья, все мое ежедневное самобичевание.
Я будто
