Я и не ждал радушного приема — я лишь пришел убедиться, что Мика все еще в доме Враговых. И понял это. По едва уловимой тени на втором этаже. Любопытная, но осторожная. Мика не вышла ко мне, а я и не надеялся. Стратегия изначально была иной.
Я дождался утра и проследил за ней.
И теперь с трудом держу себя в руках, наблюдая, как Мика спускается с крыльца клиники, опасливо озирается по сторонам, будто чувствует что-то. В какой-то момент даже бросает взгляд в сторону моей машины. Но отвлекается на телефон.
Присмотревшись, замечаю, что Мика заплаканная. Догадываюсь, почему. Дико хочу крушить все вокруг и убивать. В последний и единственный раз я ее слезы видел, когда она мучилась от боли на заднем сидении моего автомобиля, а потом дрожала и прижималась ко мне в польской клинике. Защиты искала, помощи ждала, а я не смог ей ничего дать…
Так. Не пугать, не трогать, не целовать…
Нарушаю каждый из этих пунктов, как только Мика оказывается рядом с моей машиной.
Выскакиваю, сгребаю девчонку в охапку, делаю вдох, вбирая ее тонкий запах. Чувствую ее дрожащее тело своим. Целую в висок.
Вот это точно она. Та, кто нужна мне. Моя Мика.
Только сейчас осознаю, что скучал. И не отпущу, как бы она не вырывалась. А отбивается Мика яростно. Отталкивает меня, залепив пощечину.
— Как я? — кричит мне в лицо. — Ты смеешь спрашивать, как я, после того, что ВЫ сделали со мной? — тычет пальцем мне в грудь, а я болезненно морщусь от ее обобщения.
* * *
Доминика
Эйфория от встречи мгновенно выветривается. Испаряется и чувство защищенности, которое я испытываю в руках Яна. Заставляю себя разозлиться на него. Стоит лишь вспомнить, КЕМ он приходится мне. И ЧТО сделала его семья.
Вырываюсь из покоряющих волю объятий, дико отбиваюсь от мужчины, который позволяет себе лишнее. И отрезвляю его хлесткой пощечиной.
— Зачем ты здесь? Унизить меня? Добить? Обвинить в мошенничестве? — каждый вопрос сопровождаю яростным хлопком по его груди. А она будто из стали сделана, даже ладони начинает жечь от ударов. — Убедиться, что я не представляю опасности для твоего наследства? Так вот, можешь быть спокоен. Мне не нужны больше деньги Левицких, — отмахиваюсь от него и собираюсь уйти.
Ян все это время смотрит на меня напряженно, терпит мою истерику, сносит жалкие удары. Но потом вдруг опускает руки на мою талию — и одним рывком притягивает меня в себе. От неожиданности теряю равновесие и утыкаюсь носом в плечо Яна, тоже каменное.
— А мне нужна ты, ёжик, — надрывно шепчет он мне на ухо, прихватывает губами мочку.
Застываю, впившись пальцами в его мышцы. И дышать не могу. Жарко и так… уютно, что не хочется сопротивляться. Одно дело чувствовать это во снах, что мучили меня последние месяцы, — там можно нарушать запреты. Но совсем другое, когда все происходит наяву…
Забываю, почему нам нельзя, когда Ян целует меня в шею, парализуя внезапной нежностью. Поднимается к щеке. Касается ее почти невесомо, чтобы бдительность мою усыпить. И успешно выполняет миссию.
Уже в следующую секунду он нагло завоевывает мои губы. Так, будто право на это имеет. А я как назло поддаюсь. Сказываются последствия стресса от визита к гинекологу. Я так расстроена и разбита сейчас, что принимаю ласку единственного мужчины, чья близость мне приятна. Нуждаюсь в нем. Рядом с Яном боль притупляется, а глупое сердце стучит чаще.
Но с каждым толчком, разгоняющим кипящую лаву по венам, во мне разрастается чувство вины. За то, что мы делаем. Мычу возмущенно в пожирающий меня рот, но Ян и не думает останавливаться. Наоборот, становится настойчивее. Стиснув талию, разворачивает меня и впечатывает спиной в дверь автомобиля. Прижимает своим телом, чтобы точно не улизнула.
Он действует безумно, необузданно, жадно. Но самое страшное, что я не ощущаю ни паники, ни отвращения. Хотя должна! Остановить это немедленно!
И я делаю это. Как могу.
Кусаю Яна за губу. Со всей дури, которой у меня в принципе немало. Чувствую металлический привкус во рту. И даже жалею, что перестаралась. С прищуром смотрю на Яна, который наконец отходит от меня. Из его губы сочится кровь, но он игнорирует.
С меня платиновых глаз не сводит. Руки поднимает в знак примирения.
— Ёжик, — зовет виновато.
— Ты с ума сошел! Извращенец! — пытаюсь обойти Яна и сбежать, но он хватает меня за запястье. — Думаешь, если ты далеко от Польши, то все можно? — дергаю руку на себя, но тщетно.
Свободной ладонью стираю следы его поцелуев со своих губ. Нервно, рвано и отчаянно. Он замечает этот жест — и мрачнеет.
— Ты действительно веришь, что мы родные? — сомневается Ян, чем раздражает меня.
— А ты действительно считаешь меня мошенницей? — фыркаю обиженно.
Он медлит с ответом. После всего, что со мной сделали, до сих пор мне не верит? Впрочем, я ему тоже. Но все равно горечь отравляет все внутри.
— Хм, тогда ты не знаешь… — говорит Ян в свое оправдание, но звучит неубедительно.
— Не знаю чего? — вскрикиваю я.
— Садись в машину, поговорим у меня, — приказывает, словно все уже решено. — Без доказательств все равно не поверишь.
— Я никуда не поеду. Убирайся, Ян, — выдыхаю разочарованно. — Возвращайся к своим Левицким, где тебе самое место.
— Я и не ожидал, что будет легко, — шумно вздыхает. — Прости, Мика, но я тебя забираю.
Возмущенно приоткрываю рот от такой наглости. И теряюсь на мгновение. Этого хватает Яну, чтобы поймать меня и буквально затолкать в машину. На удивление бережно: я даже не ударилась ничем.
Одним движением пристегивает меня и дверь захлопывает. Дергаю за ручку изнутри, но Ян, пикнув брелоком, блокирует центральный замок. Обходит капот, на ходу набирая какой-то номер в телефоне. Нашел время для звонков.
Злюсь еще сильнее. Держу руку у двери, чтобы открыть, как только Ян снимет блокировку. А ему придется это сделать. Иначе как он сядет за руль?
Мне хватит этих секунд, чтобы сбежать. Я не намерена плясать под его дудку.
Победно усмехаюсь, когда водительская дверь открывается, но тут же врастаю в кресло. В статую превращаюсь, потому что до ушей доносится до боли родной хриплый голос, срывающийся в кашель.
— Надеюсь, ты звонишь сказать, что нашел мою малышку Мику? — звучит по громкой связи. — И не дай бог я узнаю, что с ней там что-то случилось за эти месяцы! Я тебя от семьи отлучу, — опять кашель.
— Да я сам себя отлучу, если… — бубнит Ян и осекается.
Сводит брови и косится на меня. Медленно по мне взглядом скользит, с неподдельным беспокойством. Но в искренность его эмоций до конца не верю. Левицким движет расчет, как и всей его семейкой.
Но все-таки я быстро стираю слезы с щек, протягиваю дрожащую руку к телефону и, всхлипнув судорожно напоследок, цепляю на лицо улыбку.
