боевым, шрапнельным снарядом. В результате этого несколько окон в Зимнем дворце было разбито, один городовой и солдат тяжело ранены. Во время возникшего по этому поводу переполоха государь Николай II оставался совершенно спокойным и только отметил в своем дневнике: «Во время салюта очередь шрапнели из одного орудия первой батареи Гвардейской Конно-артиллерийской бригады попала в Иордань и во дворец. Один полицейский был ранен, осколки были найдены на площади пред дворцом, и знамя Гвардейского Экипажа порвано. После завтрака я принимал дипломатический корпус и министров в золотой гостиной. В 4 часа дня я возвратился в Царское Село и гулял».
Это происшествие так никогда и не было раскрыто, так как государь приказал дело замять и ни на кого не было наложено никакого взыскания.
Говорят, что, однако, в следующие годы государь не присутствовал при водосвятии на Неве, и тогда среди населения столицы пошли толки, что это будет причиной самых тяжелых бедствий. И как это ни странно, но летом 1908–1909 годов в Санкт-Петербурге вспыхнула сильная эпидемия холеры, и народная молва утверждала, что это Божье наказание, так как вода на Неве не была освящена молитвами царя и что поэтому она заражена холерными вибрионами. Поэтому в 1911 году государь решил снова принять участие в церемонии водосвятия, которая должна была произойти с традиционной пышностью, и действительно летом того же года холерной эпидемии в Санкт-Петербурге не было.
Крещение пришлось в чудесный солнечный день. Снег, густо выпавший за неделю пред этим, превратил серый, грустный город, который нас встретил, в нечто совершенно сказочное. Нева лежала между гранитными берегами, одетая сплошным покровом девственного снега. Золотые купола церквей и шпили крепости и адмиралтейства сияли ослепительным светом. На фоне ясного голубого неба развевались трехцветные флаги. Всюду чувствовался подъем, движение, нарастание праздничного настроения.
В Зимнем дворце тишина нарушалась неясным гулом голосов, шелестом атласа, звяканьем шпор и оружия. Придворный скороход, в темно-зеленой ливрее с головным убором, украшенным черными и желтыми страусовыми перьями и посаженным набекрень, провел нас по лестнице Иорданского подъезда, по длиннейшим коридорам и громадным залам, переполненным военными и гражданскими чинами в самых разнообразных формах. Лейб-гусары, в красных венгерках, вышитых золотом, с белыми доломанами, отороченными бобровым мехом, кавалергарды в белых мундирах с серебром, конногвардейцы в белом с золотом, похожие на Лоэнгринов, гвардейские казаки в ярко-красных, синих и голубых мундирах, конвойцы в красных черкесках с белыми бешметами, офицеры гвардейской пехоты, артиллеристы, офицеры Генерального штаба. Казалось, не было конца разновидностям этих молодых людей, с обветренными лицами и высокими, стройными фигурами. Мы шли чрез Георгиевский зал, с мраморными колоннами, Тронный зал, завешанный алым бархатом, Малахитовую гостиную, Фельдмаршальский зал, Гербовый зал, пока, наконец, не достигли громадной галереи, где был собран дипломатический корпус. Солнце освещало ярким светом всю эту залу, играя на туалетах дам, мундирах дипломатов, ярко-красном мундире британского военного агента, старинном венгерском костюме австро-венгерского посла и разнообразных формах французских, немецких, итальянских и испанских военных агентов.
Некоторое время мы прогуливались без цели по галерее, рассматривали павильон Иордани, выстроенный на набережной, любовались прямыми линиями войск, которые вытянулись вдоль набережной, низкими серыми стенами крепости, пошептались о том, будут ли сегодня пушки вести себя так, как подобает вести себя на церковных парадах, старались припомнить, с кем мы еще не здоровались, и избегали скучных людей, которые лезли с комплиментами.
И вдруг где-то громко распахнулись двери, послышался стук жезлов церемониймейстеров о блестящий паркет, и обер-церемониймейстер медленно прошел вдоль зала, возвещая начало Высочайшего выхода. Это обозначало, что обедня в церкви Зимнего дворца окончилась. Мы старались протиснуться вперед, чтобы увидеть вдовствующую императрицу, великих княгинь и придворных дам, которые шли из церкви во внутренние покои дворца.
Во главе длинной процессии шла вдовствующая императрица, миниатюрная, стройная и в то же время поразительно величественная в своем белом атласном, отделанном серебряной парчой платье, с длинным шлейфом, отороченным таким пышным и темным соболем, что он казался почти черным. Ее серебряная диадема сияла бриллиантами, тройное жемчужное ожерелье – дар покойного императора Александра – обвивало ее шею, платье было вышито бриллиантами, и нити жемчуга спадали с ее плеч. Позади шла великая княгиня Мария Павловна, тоже вся в белом с серебром, две сестры государя великие княгини Ксения и Ольга, великая княгиня Виктория Федоровна – в платьях василькового бархата, к которому чрезвычайно подходило замечательное сапфировое ожерелье супруги великого князя Кирилла Владимировича, потом шли так называемые «
черногорки» – великие княгини – Анастасия и Милица Николаевны, великая княгиня Елена Владимировна – принцесса греческая, в голубом платье с золотом, и молодая великая княгиня Марина Петровна в светло-розовом бархатном платье. За ними шли статс-дамы в оливковых придворных платьях и молодые фрейлины в бархатных платьях рубинового цвета. Все платья были освещенного традицией так называемого «русского» покроя: плотно облегавшие фигуру лифы с большими вырезами и без рукавов, отделанные жемчугами, широкие юбки с треном, накидки, отороченные мехом, спадавшие с плеч на трен, тюлевые вуали, прикрепленные к русским кокошникам, которые были того же цвета, что и платье, и все это было отделано драгоценными камнями и жемчугом.
Медленно в полном молчании, нарушаемом лишь шелестом материи, процессия эта прошла мимо нас, и золотые двери в конце галереи за нею закрылись.
Только теперь раздался шепот восхищения и зависти, смешанный с замечаниями удивления и критики: «Эти шлейфы, вероятно, очень тяжелые? Вы видели бриллианты вдовствующей императрицы? Поразительно! А вы видели изумруды великой княгини Ксении? Там был один величиной с кулак. А вы заметили сапфиры на великой княгине Виктории? Какие поразительные костюмы! Я бы хотела, чтобы и у нас при дворе носили бы нечто подобное. Если бы я вышла замуж за русского, я носила бы тоже такое платье. Как хороша была княжна Марина Петровна. Да, дочь великого князя Петра Николаевича. Приятно быть русской великой княгиней. Вы видели молодую графиню Гендрикову? Ее только что назначили фрейлиной. Это красное бархатное платье ей поразительно идет!»
Между тем начиналась церковная служба в павильоне на Иордани. Мы прилипли к стеклам, втайне довольные, что нам не приходится стоять, подобно всей этой массе военных и гражданских чинов и солдат, там на набережной, с непокрытой головой, в одних мундиpax, на морозе и ветре. Сквозь двойные рамы до нашего слуха слабо доносилось церковное пение и звуки оркестров, игравших «Коль славен». Длинная вереница знаменщиков с офицерами-ассистентами несли знамена и штандарты гвардейских полков, потом раздался резкий звук команды, и вдруг появилась стройная фигура императора Николая II в сопровождении великих князей, блестящей свиты, казаков-конвойцев,
