Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Я замолкаю и не знаю, как ответить. Белое заснеженное пятно моей родины. Начать ли рассказывать о многолетнем растлении общества, приведшем к атрофии и гражданской, и личной ответственности, о повсеместном вранье и показухе, о том ли, что в результате сегодня почти никто не готов осознать себя частью не только единого мира, но просто взять на себя труд подумать о своей личной ответственности перед соседкой-старушкой, для которой вирус может быть смертельным. О толпах бесправных и необразованных мигрантов. О том, что даже мои личные друзья, казалось бы просвещенные люди, все еще не хотят верить в серьезность происходящего – ходят в театры, на лекции и возмущаются отменой поездок и конференций. Их трудно винить. Чего там… Я сама еще несколько недель назад гуляла на карнавале. Но разве учиться не только на своем опыте не есть великий дар мыслящего человека? О том, как одни все еще обсуждают теории заговоров, и “кому-то это выгодно”, и “сезонный грипп”, другие раздают советы, как уберечь СЕБЯ (!) от инфекции, а третьи и вовсе заняты своими делами под лозунгом “не хочу сеять панику”. Как полное недоверие к любым действиям властей приводит к тому, что даже осмысленные карантинные меры не будут соблюдаться, и даже особая доблесть состоит в их нарушении… Искаженная реальность. Осколки зеркала. Давно я не чувствовала себя настолько на другой планете. Но планета-то одна. И сколько ни мухлюй со статистикой, сколько ни гни кривую под себя, она будет упрямо расти.
“Кать, тебе потом перезвоню. Сейчас иду в Мариинку на спектакль. О чем ты? Это у вас там в Италии. В Питере ни одного случая…”
Когда-то это было “там далеко в Китае”. Сегодня рейс с китайским оборудованием и ИВЛ приземлился в Риме. Врачи плакали…
Мы со Спритцем как раз переходим мост Риальто. Ни души. Минут через пять в торичеллиевой пустоте аркад нас нагоняют приближающиеся шаги. Оборачиваюсь.
– Риккардо! А я тебе все звоню. Думала, может быть, ты в Вене застрял.
Обычно щеголеватый поэт Риккардо сейчас небрит и растрепан.
– У меня умерла мама. Сегодня…
Больше он не может говорить. Мы делаем шаг навстречу друг другу и останавливаемся. Я хочу обнять его, но увы… Просто смотрю в глаза. И бормочу что-то несвязное. Он тоже смотрит и моргает.
– Спасибо тебе, дорогая. Я позвоню вечером, я обязательно позвоню!
Венецианский классик Риккардо Хельд кутается в пальто и исчезает за поворотом.
В голове сами собой всплывают его стихи, которые я когда-то переводила.
У церкви Мираколи
А скверным вечером зимним
по дороге домой пробегая
уже в темноте по кампо Мираколи
краем глаза заметишь в углубленьи
портала мраморной церкви
в самом углу у стены
в самой дальней точке
в самой теплой в самой укромной
голубя что пришел туда умирать
под крыло спрятав голову
как щенок свернувшись
как кошка твоя когда к тебе на живот
залезает под свитер чтобы согреться
и ты думаешь этот окоченевший комок
это форма рисунок точный контур того представленья
что уже заготовлено нашим миром для нас
и торопишься прочь как беглец шаги на ходу ускоряя.
Ну и рифмы у жизни и смерти. И голуби гулят, тут как тут.
Я уже подхожу к дому.
Вдруг в пронзительной тишине сизых сумерек из окон одного из домов напротив зазвучал рояль. Что это? Кажется, Шуберт. Не иначе как Беттина-соседка готовится к концерту. Хотя… стоп! Какой сейчас концерт… Стоит чуть отвлечься, уйти во внутреннюю мыслительную работу, и сюрреальная реальность отступает. Показалось? Но нет, из другого окна отчетливо зазвучала ария. Еще откуда-то издали – неумелые детские звуки флейты…
Как же я могла забыть! Это же флешмоб! Целый день мне приходили сообщения. Мы откроем окна, выйдем на балконы и будем играть и петь. Мы есть. Мы не призраки.
И в шесть часов вечера действительно зазвучала вся Италия.
– Alle 18.00 un generoso vicino mi ha deliziato con Mozart, io ho risposto con il finale dell’ “Oiseau de feu” di Stravinskij[15], – пишет в фейсбуке моя приятельница режиссер, живущая неподалеку.
И комментарии – из Рима, из Генуи, из Пизы. Гимн Италии, Вагнер, Fabrizio de André…
Мы вместе, даже если не можем обняться. Италия без музыки немыслима. Тем более в пятницу вечером.
Интересно, а что дают сегодня в Мариинке…
День седьмой
И потянулись длинные дни. Время изменилось. Вместо спрессованного полуфабриката оно стало состоять из сотни осмысленных мелочей. И даже для Венеции, где время и так течет по-особому, где нет машин и расстояния все еще измеряются шагами и мостами, оно стало другим. Время осмысления – говорят одни. Но если точнее – осмысленное время. Нет, еще не осмысленное нами, но наполненное иным содержанием. Смыслом. Тем, что рождается мыслью, но совсем ею не исчерпывается.
Плеск. Улыбка. Блик.
Сегодня утром я увидела спутниковые снимки Италии. С каждым днем наш Сапожок проступает все яснее. Нет, не погода. Это уходит смог. Вирусу удалось то, что не удалось всем зеленым и climate change активистам. Люди просто почти перестали ездить на машинах из города в город. Нечто похожее происходит и внутри. В этой вынужденной остановке броуновское движение планов, обязательств, дел затихает, и проступают очертания чего-то куда более важного. Никогда еще так много людей в современном мире не оставалось наедине с собой. “Внутренний ландшафт” не может не поменяться, а значит, есть надежда и на “внешний”.
Весна как будто тоже ушла на карантин. Затворилась дома и уже третий день почти не показывает носу. Тревожный ветер полощет навесы над закрытыми лавками. Из причаливающей по утрам мусорной лодки теперь разматывают шланг и моют площадь. Совершеннейший кадр Висконти.
Но город не умер. Он живет внутренней жизнью. В семьях. В домах. Сегодня в полдень она ненадолго выплеснулась снова на улицу: ровно в 12 жители Италии снова устроили флешмоб – высунувшись из окон. Мы аплодировали героизму итальянских врачей и медсестер. Аплодисменты отозвались эхом и хлопаньем крыльев вспорхнувших с площади голубей, уже привыкших быть ее хозяевами. Площадь, Пьяцца (Piazza), в Венеции только одна – Сан-Марко. А остальные площади именуются словом Campo – поле, каковыми они и были еще в домостовую эпоху. Природа с каждым днем наступает даже на наш (пусть даже весьма относительный) урбанизм. Кажется, скоро от неупотребления на мостовых начнет расти трава и лингвистический круг завершится.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
