Золото искать?
— Не золото, сынок, а то, что дороже золота.
— А что дороже золота?
Харцха задумался.
— Глупенький ты ещё, Бембя. Есть вещи, которые во много раз дороже золота и всяких бриллиантов. Воду искать поедем. Понял?
Бембя сморщил нос.
— Воду? Её и так у нас стало много. И разве вода дороже золота?
Бамба же снова спросил:
— Пап, а когда поедем?
Харцха прижал его к себе:
— Молодец, Бамба! Ты, кажется, всё понял. А поедем скоро…
Подошла Болха. По её лицу было видно, что она всё слышала.
— Не в Хар Булук ли собираешься?
Харцха никогда не прятал от жены своих мыслей. И сейчас сказал ей правду:
— Да, Болха, собираюсь. В Хар Булуке надо воду найти. Во что бы то ни стало! Она очень нужна.
Болха вздохнула:
— А о детях ты подумал? Ведь им скоро в школу идти, а там дикая степь, безлюдье…
Харцха очень любил своих мальчишек. Он, как и Болха, хочет, чтобы выросли они сильными, твёрдыми, знающими. И он хорошо понимает жену. Она дельно говорит. Да, там, в Хар Булуке, дикая степь, безлюдье. Но ведь детей можно оставить и в городе, он совсем близко. И Харцха сказал об этом жене.
Болха заплакала:
— Значит, разорвать на две части семью? Дети — в городе, а мы — в Хар Булуке?..
«Болха… Что с ней случилось? Раньше она никогда не плакала! Даже когда совсем тяжело было, а тут…»
— Болха, о детях не беспокойся. Выучим, поставим на ноги. Всё будет хорошо!..
Но Болха продолжала плакать. Харцха нахмурился. Это был первый признак, что он сердится.
Захныкал и Бембя. Харцха не выдержал.
— Ну, знаете, хватит! — И повернулся к Болхе: — Если не хочешь ехать со мной в степь, поезжай с ребятишками в город. А я не могу сидеть спокойно на одном месте — такая у меня работа и… такой у меня характер. А сегодня вода для меня — наиважнейшее дело!
Сказав это, Харцха поднялся и вышел на улицу.
Братья никогда не слышали, чтобы отец так сердито разговаривал с мамой. И Бамба с Бембей, жалея её, подошли к ней.
— Не плачь, мама, — прильнул к ней Бамба.
Бембя уцепился за её руку с другой стороны:
— Мама, хочешь, мы не будем учиться и всегда будем вместе с тобой?
Болха прижала к себе головы ребят и улыбнулась сквозь слёзы.
— Нельзя не учиться, дурачок, — сказала она Бембе. — Тот, кто не учится, — пустой и ненужный человек. Для такого никогда не будет света…
Дети… Пока маленькие, они ласковы и наивны. А подрастут — и за все ошибки спросят с родителей.
Печаль и тревогу сняло с Болхи как рукой. Она усадила сыновей рядом.
— На отца я не обижаюсь, он прав! Человек всегда должен быть в пути. Тот, кто остановится, не дойдёт до конца дороги…
Они сидели на мягкой кошме, и перед ними расстилалась степь, широкая и привольная. Она как душа человека: для одного распахнётся, обогреет своим теплом, для другого — нахмурится, окутает невыносимым жаром. И вот они, её, Болхи, дети, родились в этой степи. Они, как две её руки, — обе одинаковы и обе необходимы. Да, очень похожи друг на друга Бамба и Бембя. Но чувствовала Болха, что становятся они разными — разными по своим характерам. Вот Бамба просто пожалел её, и она, мать, рада этому. И Бембя пожалел, но в его жалости она увидела тревогу. Из-за неё, из-за матери, он готов и в школу не ходить… Так думала Болха, пытаясь понять, каковы они, её ребятишки.
Отодвинулся на задний план разговор с мужем. Теперь другие мысли наполнили её тревогой. «А одинаковы ли у людей руки? Есть ведь левая, есть и правая. На долю одной достаётся потрудней работа, а на долю другой — полегче. Не такими ли растут и дети?..»
Вошёл Харцха. Бамба и Бембя выбежали на улицу. Харцха подошёл к Болхе. Она протянула к нему руку.
— Харцха, я тебе лишнего наговорила… Прости, погорячилась. Ты прав, ребят можно учить и в городе.
— И я, Болха, погорячился. Не так просто уехать сейчас в Хар Булук. Тут надо всё хорошенько обдумать. — Он прижал к грубоватой, колючей щеке руку жены. — Поезжай-ка завтра с мальчиками на недельку в город. И сама отдохнёшь, и они много интересного увидят. А то всё степь да степь. Детям теперь надо больше видеть и знать. Поедешь?
Болха кивнула и улыбнулась.
— Харцха, не обижайся. И поступай, как считаешь нужным. Я всегда буду рядом…
ХАРЦХА
Если бы Бамба и Бембя всё знали о своём отце, то о нём бы они могли многое рассказать.
Харцхе сорок пять лет. Плечи и рост у него — богатырские. Он может один поднять несколько овец и нести их на руках в самый сильный буран. Красив он? Для кого как. Для Бамбы и матери красив, а Бембя говорит, что у отца очень колючая щетина и изо рта пахнет табаком. Харцха — человек спокойный, но если уж вскипит, остынет не скоро. Тут его можно сравнить с гранитом, который долго нагревается и долго остывает. Зато в глазах Харцхи никогда не увидишь зла, они всегда чисты и откровенны.
Бамба и Бембя часто слышали рассказ отца о том, что во время войны он крепко подружился с одним русским парнем — Иваном Болдыревым из Рязани. Стали они с ним как братья родные, хотя по внешности и по характеру были разные. «Иван — щуплый, шустрый, волосы у него русые, а глаза синие-синие, как васильки во ржи», — не раз описывал друга Харцха.
Первая их встреча произошла в одном из боёв. Иван спас тогда Харцху от верной смерти. Сразу пять немцев насели на Харцху; троих он убил, а двое подмяли его под себя. И тут подоспел Иван. Когда с немцами было покопчено, он протянул Харцхе руку и весело сказал:
«Нам ещё домой вернуться надо. Будем землю пахать, пшеницу сеять, детей растить, а умирать нам вовсе ни к чему!»
Весёлым и душевным оказался солдат Иван Болдырев. Как-то после боя разыскал он Харцху, протянул ему свой котелок:
«Ешь, друг, угощайся кашей. Щи да каша — пища наша, от них в России вся сила».
Харцха тогда сказал ему:
«Иван, ты спас мне жизнь — будь моим братом…»
Иван улыбнулся:
«Братом? А что? Можно! Братьев у меня нет, пусть теперь будет брат. А жить нам с тобой ещё долго-долго придётся, у
