Книга Таких не бывает - Юлия Резник

— А мне эта готовка осточертела! Мозги пухнут, что на ужин состряпать. Все уже надоело. У своего спрошу: «Чего тебе, Миш, хочется?», а тот только плечами пожимает. Вот вы чем, Елена Степановна, мужа кормите?

— Да что сама ем, то и ему даю, — лениво заметила Ромашова. Фокин усмехнулся и скосил на любовницу взгляд. И смех, и грех, блин. Неудивительно, что барышни его покатились со смеху. Но это, конечно, со стороны. А окажись Гордей на месте Ленкиного мужа, было бы ему не до шуток. Ну что хорошего в том, когда жена отзывается о тебе с таким пренебрежением? А это ведь повсеместно так… Может, он потому и не спешил заводить серьезные отношения?

— Я вообще не знаю, откуда у вас силы на готовку после работы. Мой максимум — пельмени, — вставила свои пять копеек Анечка.

— Работа у нас тяжелая. Это да. Завидую удалёнщикам.

— Ага, — усмехнулась Ленка. — Я бы тоже хотела настолько удаленную работу, чтобы в глаза ее больше не видеть.

— А что ж ты тогда тут сидишь? — сощурился Фокин, и все веселье куда только подевалось? Анечка уткнулась в журнал. Ромашова шлепнула губами, но, видно, не нашла что сказать.

Гордей, как ни в чем не бывало, схватил предложенный пирожок (м-м-м, с капустой!), откусил сразу добрую половину и пошел прочь. Нервы позвякивали от злости в такт шагам. Нет, он тоже порой уставал. И его далеко не все устраивало. Но эти все разговоры его бесили. Нельзя было в медицине работать с таким подходом. Особенно когда работать приходилось с детьми.

Как и всегда в моменты душевного раздрая, ноги как будто сами его принесли в интенсивку. Перед тем как войти, он запихнул остатки пирожка в рот и обработал руки. Деловито прошелся между инкубаторов. Кивнул медсестре, которая как раз возилась с отказником, сделал еще шаг и тут, наконец, о девчонке вспомнил! Не скрывая досады, стукнул себя по лбу, крутанулся на пятках и помчал прочь.

Конечно, он уже и не думал ее застать. Поэтому даже не удивился темени в кабинете. Бахнул ладонью по выключателю и пораженно замер…

— Ты все это время тут сидела?

— Вы же сказали…

— Ну да. Ч-ч-черт.

Фокин даже смутился. Пригладил пятерней волосы. Снова на девчонку покосился.

— Ты что, плакала, что ли?

— Н-нет… То есть…

Белка глубоко вздохнула. И шумно с надрывом выдохнула. Та-а-ак. Ну и что у нее случилось? Кажется, когда Гордей ее оставлял, она повеселей была. А теперь, вон, аж трясется.

— Я, наверное, пойду…

— Опять ты за свое? Пойду-пойду. Мы ж еще ничего не решили. Ты прости. Работа закрутила. Проголодалась?

— Нет.

— Ну да, конечно, кто тебя учил врать?

Девчонка стыдливо отвела глаза. А потом, будто собравшись из последних сил, поинтересовалась:

— Гордей Александрович, а это правда… Правда, что я могу сына забрать?

— А я о чем тебе говорю? Конечно, можешь.

— Но я же… Я же бросила его. Оставила. И даже бумажку написала…

— Что за бумажку? — насторожился Фокин. — Отказ?

— Да. Наверное.

— Ну, это ничего не значит. Родительских прав все равно через суд лишают, а раз до этого дело не дошло… Разберемся. На худой конец заберу эти писульки у главврача. Лучше скажи, что ты собираешься делать дальше.

Белка закусила губу. И ничего нарочито провокационного в этом, конечно же, не было. Она вообще за время, что он отсутствовал, искусала губы до мяса, но Фокин на секунду завис. Поражаясь тому, какие в его дурной голове это будит картинки. Несвоевременные совсем и никому не нужные. Оскорбительные наверняка.

— Я в фонд помощи обратилась. Вот… жду ответа.

Белка помахала у него перед носом дешевеньким телефоном. Фокин, с трудом вернувшись в реальность, кивнул. И буквально тут же опять вскинулся:

— Что за фонд помощи?

— Ну, знаете… Есть такие благотворительные проекты, которые помогают матерям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации. Вот я и… — Белка нервно затеребила кончик толстой длинной косы. Теперь, когда голова Белки осталась непокрытой, Гордей смог оценить, какие у нее красивые волосы. — Если, конечно, для меня найдется местечко.

— Стоп. Я ничего не путаю? Ты собираешься удариться в бега? — девочка опять втянула губы в рот и пожала угловатыми плечами. — Почему сейчас? Почему ты не сделала этого сразу?

— Отец сказал, что ко мне посватался… тот человек. Он ждет, что завтра я вернусь домой. Брошу университет, мечты о будущем… И стану женой этого… этого… А я не могу. Уж лучше пусть они меня убьют. Терять мне больше нечего… А тогда еще было что терять. Понимаете?

Фокин насупился. Тяжело ступая, дошел до окна, за которым в свете фонарей мягко кружился снег.

— Тогда до свиданья, да? Вы только сына никому не отдавайте, ладно? Я заберу его, как только устроюсь… Я…

— А если нет? Если для тебя не найдут места?

— Тогда даже не знаю, — хлопнула мохнатыми ресницами Белка. — Другого плана у меня нет.

— А этот план — дерьмо собачье. Сама подумай — ты не сможешь скрываться все время. Еще и с ребенком.

— Ну а какая у меня альтернатива? Поехать домой? А может, признаться будущему мужу, что я скрыла от него свою беременность? Да я лучше умру.

Фокин наклонил голову к плечу, как делал всегда в глубокой задумчивости. Перекатился с пятки на носок.

— Оставайся тут. Ничего не делай. Я все сам решу.

— Опять «оставайся»? Да поймите же, не могу я! Не могу терять время…

— Документы малому надо выправить? Надо. Говорю же, сиди. Я обо всем позабочусь.

И снова Гордей Александрович умчался. Белка потрясенно опустилась на кресло. Руки у нее дрожали. Внутри будто натянулись струны — все аж вибрировало. Девушка вернулась в кресло и обхватила себя ладонями, потому что казалось, только так можно это все прекратить. И тут дверь в кабинет опять распахнулась. Белка вскочила. Но вместо Гордея Александровича в кабинет вошла какая-то женщина.

— Добрый день. А вы…

— Жду Гордея Александровича.

— А по какому поводу? — наступала незнакомка.

— По личному.

— По ли-и-ичному? Надо же. А он в курсе?

Белка кивнула, не сводя настороженного взгляда то ли с врача, то ли с медсестры. Она не очень разбиралась в этом.

— Он как раз отошел кое-что выяснить.

— М-м-м…

— Может быть, я могу ему что-нибудь передать?

— Ну что вы. Я просто зайду чуть позже.

Когда незнакомка ушла,