дома не убрано. Хотя может реально мужчины не замечают беспорядка? Пытаюсь вспомнить, что у нас было с уборкой пять лет назад, и краснею. Убирался всегда Сашка.
Попав в мою квартиру, он неуловимо меняется: слетает властность и ироничность. Думаю, что вообще сложно сохранить властность, сняв ботинки. Усмехаюсь про себя, что человек в дорогом костюме и часах стоимостью в несколько моих годовых зарплат, смотрится не так уж пафосно, когда в носках проходит на мою кухню. Осматривается как уличный кот, которого взяли в дом, и он поверить не может, что тепло и сухо, и возможно будут кормить. Не угадал, котик, кормить в этом доме нечем. И тут я понимаю, что ощущение уличного котика было не то что ошибочным, оно просто было неполным: каким-то шестым чувством осознаю, что гость ищет следы моей жизни, силится понять по обстановке одна ли я живу и давно ли одна. Он вынюхивает соперников — вот что он делает.
— Так. Все! — я завожусь не на шутку, — спасибо что подвез, это было очень мило. Скрасил поездку беседой — тоже спасибо. А теперь тебе пора!
Он, кажется, совсем не удивлен. Смешно было рассчитывать, что я смогу его так легко выставить из дома.
— Надежда Игоревна, а давайте обсудим пару рабочих моментов. А то вы сбежали с работы, пользуясь давним очень близким знакомством с генеральным. Однако, я считаю, что работа прежде всего. Поэтому готов поработать с вами дома. Представим, что мы в карантине, не будем выходить из комнаты и совершать ошибку.
— ЧТО? — я возмущена, а он вроде как именно этого и добивался. Сидит совершенно расслабленный и ухмыляется.
— Ладно, давай серьезно. Мы уже договорились быть с тобой на «ты» и вроде даже преуспели в этом. Теперь давай усложним правила. Лучше, если никто не будет знать, что мы с тобой были женаты. Видишь ли, у меня госконтракт, и получается, что я на государственные деньги нанимаю тебя. Вроде бы конфликт интересов. Хотя у меня никакого конфликта, но, сама понимаешь, — он разводит руками, — придраться могут хоть к чему.
— Я все понимаю, — прерываю я его речь, — это дело прошлое и давнее, тем более давно забытое. — Если ты перестанешь меня звать Кисуней при всех, так вообще будет прекрасно.
Он тут же ловит меня на слове:
— То есть наедине быть Кисуней ты согласна, девочка моя?
— Я не твоя! Ты прекрасно все понял, — закипаю не на шутку.
— Конечно. Посуду давай только не будем бить. Хотя, если ты хочешь, то можешь и побить, — всегда восторгался, как ты быстро разогреваешься. Или закипаешь. Я уже не помню за давностью лет, чем именно. — Он явно издевается.
— Все, Александр Владимирович, давайте свое задание и можете идти работать дальше, — ледяным тоном произношу я.
— Вау, что-то я начинаю убеждаться в некой привлекательности женского доминирования, давно такое практикуешь? — и при этом послушно достает телефон и отправляет мне файлы. — Готово. Посмотришь попозже. Я пока чай тебе заварю, иди ложись в постель, а то совсем себя не бережешь. Поберегу я.
И пока я считаю до десяти, пытаясь успокоиться, он в который раз меняет тему:
— Слушай, Кисунь, а чего ты взъелась на Эвелину?
Что ж ты будешь с ним делать? Меня реально штормит от него, от его наглых вопросов, просто от того, что он возник из ниоткуда и теперь сидит на моей кухне и, кажется, очень хорошо себя тут чувствует в отличие от меня. А я не понимаю, что со мной. Обида никуда не делась, я просто никогда ему не прощу, как он меня бросил. На обиду наслаивается возмущение его поведением — он ведет себя так, как будто ничего и не произошло, и мы старые приятели, с кем можно по дружбе обсудить любые темы и подшучивать друг над другом. Но только мы не друзья. И от этого всего горько. У меня не получается делать вид, что все хорошо. Мне то хочется разговаривать с ним на любые темы, он так хорошо меня понимает, то хочется броситься на него с кулаками. Шумно выдыхаю и говорю:
— Наоборот, это я ей не понравилась почему-то.
И тут в дверь стучат.
Глава 9
— Серьезно, Саш? Ты вызвал курьера? — я удивлена.
— Да, подумал, что тебе захочется поесть, — он деловито раскладывает что-то из пакетов, — кстати, и мороженое тебе купил. Ты же однолюб, надеюсь? И все также любишь фисташковое?
— Да, мое любимое, спасибо, — таю я, не хуже мороженого.
— Ну не буду тебе мешать, отдыхай, — вдруг заявляет он, пока я готовлюсь к очередной словесной битве и пытаюсь унять колотящееся сердце.
Он повзрослел, раньше не припомню, чтобы за ним водилась забота и желание накормить. А сейчас вот пожалуйста, хотя тогда мы были муж и жена, а сейчас — чужие люди. От осознания этого становится горько. Глупо конечно надеяться, да и зачем? Повторяю много раз про себя как мантру «Мы — чужие люди», когда за ним захлапывается дверь. Но не могу ничего с собой поделать и бегу смотреть в окно, как он выходит из подъезда. Размашистым шагом, такой красивый в своем костюме, что я невольно любуюсь им. А что? Имею право, тем более, что он никогда об этом не узнает. И не успеваю я додумать эту мысль, как экс-муж резко разворачивается и смотрит в мое окно и, конечно же, видит меня. Губы его расплываются в улыбке и он улыбается и машет мне рукой. Я запоздало прячусь за шторку, ругая себя за то, что смотрела и что он поймал меня за этим. Ох, хорошо, что он мороженое мое любимое привез, и я отправляясь к холодильнику, улыбаясь.
На следующий день мы встретились с Александром Владимировичем в офисе, где он выглядел как серьезный босс, как говорят «застегнутый на все пуговицы», холодный и властный, легко раздающий приказы и уверенный, что все немедленно бросятся их исполнять в самом лучшем виде.
Задания, которые мне скинул он по телефону в тот день, когда отвозил меня домой, я выполнила через два дня, отправила ему на почту. В ответ пришло короткое «принято», и ближайшие три дня мы общались исключительно по электронной почте или изредка сталкивались в коридорах. Пока в пятницу меня не пригласили на совещание по проекту. Каждый отдел отчитывался перед шефом и получал новые задания, а я пыталась запомнить, кто есть кто в этом огромном коллективе. Делала пометки по имени отчеству говорящих и их сферам ответственности, когда меня оторвал от этого занятия голос
