ни ярилась стриженная шалашовка в мешковатых штанцах по щиколотку, адвокатка Светланы.
Тётке Павор подогнал электрокар, они расстались со всем взаимным удовлетворением.
— Ты всегда мне нравился, Павруша, — сказала она, усаживаясь за руль, и улыбаясь пухлыми, обколотыми губами — дань прошедшей молодости. — Я, как в первый раз тебя увидела, сразу моей дурочке сказала — Ланка, солидный мужчина, а красивый какой!
— Да ладно вам! — польщённый Павор рассмеялся.
«Вдуть старушке, что ли?» — подумал он на радостях, но дальше мыслей дело, слава богу, не продвинулось.
— Послушайте, Павор Игнатьевич, — сказал яйцеголовый, когда они остались без лишних ушей. — Отсрочку мы получили, но вы поймите, если жена будет упрямо держаться своих требований, вас всё равно рано или поздно разведут.
Слышать это было неприятно. Павору хотелось, чтоб Светлана вернулась. Уж тогда бы он оторвался. Уж тогда бы он за все плевки, за все косые взгляды в его сторону отомстил, без сомнения. И бить не понадобилось бы. Но по большому счёту на это можно было плюнуть, главное — забрать дочь. И потому, что единственного ребёнка Павор по настоящему любил, и потому, что лишившись Капельки, стерва так настрадается, что любо-дорого.
— В случае неминуемого развода я хочу лишить жену прав на ребёнка, — сказал Павор.
— Несомненно, на тех основаниях, что общество матери опасно для жизни и здоровья дочери? — осторожно спросил адвокат, улыбаясь краем рта.
— Именно так.
— Тогда неплохо бы узнать, где находятся ваши женщины, чем занимаются, эксэтэра.
— Цена вопроса? — спросил Павор.
Глава 7. Грей
* * *
Семья пересчитала павших бойцов и Матерей, получилось, как зубов во рту и когтей на пальцах — слишком много. Бывалые, взрослые мусты ходили хмуро. На рассвете Матриарх собрала всех, от мала до велика, в логове. Пришёл и Грэй, напуганный и… вновь опозоренный. Потому что проклятый гейм спал крепким полуденным сном. Пока семья в слиянии билась с нашествием опасных двуногих зверей, Грей трясся в стороне, наблюдая, как родичи гибнут один за другим.
Он видел разные битвы, но впервые такую странную, когда после каждого удара грома кто-то падал замертво и уже не шевелился. Гром убил многих, пока мусты не поняли, что надо изворачиваться.
Он видел, как ранило в живот Сестру, и как она, влекомая геймом, ползла в бой на передних лапах, а задние и хвост безвольно тянулись следом. Сестра вцепились-таки в двуногого, прежде чем умереть, а там и другие подоспели. Когда тот упал, уже не смог бить громом, просто кричал гортанным резким криком.
Грей видел, как одна из Матерей, с чёрными от гейма глазами, бросилась вдогонку за убегающим двуногим и прыгнула ему на спину в тот миг, когда тот обернулся. Мать убила его в одиночку, так велика была её ярость.
Он помнил, как семья пыталась прогрызть шкуру огромного, главного зверя — всё без толку, одно хорошо — хоть зверюга рычала громко и грозно, но никого не убила. Потом родичи нашли лаз в утробу, будто в логово или древесное дупло. Тогда решилось быстро: без грома, с одними когтями, двуногие оказались слабыми и ни на что не годными, примерно как сам Грей.
Он так и не смог слиться. И он ничего не почувствовал, кроме страха. Всех утащил полноводный ручей гейма, не считая детёнышей. И его.
Матриарх взобралась на камень.
Бабка была ранена в плечо, передняя лапа вчера ещё висела как сломанная ветка, но Матери целую ночь лизали рану, длинными тонкими языками вылизали кусок странного камня, и рана стала срастаться.
— Такое уже случалось раньше, — сказала Матриарх, — в те времена, когда я сосала свою Мать. На логово набрёл безумный, истекающий слюною патр. Он убил много мустов моей семьи, пока издох. И вслед за ним издохли все, кто бился с ним и ел его мясо, остались детёныши, да пара Матерей. Но семья смогла окрепнуть и подняться вновь. Семья стала ещё сильнее — тела тех, кто выжил, научились не болеть от ядовитой плоти слюнявых зверей. Каждый из вас несёт мою здоровую кровь, и те чужачки, что приходят из других семей к моим сыновьям, унесли её с собой. Семья всегда поднимается, мы расплодимся вновь.
Мусты взволнованно переговаривались.
— Таких зверей мы не видели! — крикнула одна из Тёток Грея.
— Но мы смогли их победить, — ответила Матриарх. — Враги стали добычей. Теперь мы знаем, в чём их сила, слабость, и убьём всех, кто придёт следом. Пусть мои Дочери и Дочери Дочерей идут в чужие семьи, в болото и на скалы, и вернутся непраздными.
Среди родичей мусты никогда не искали пару, а шли в далёкие семьи. Порой и к ним захаживали чужачки в течке, поискать отца своим детям, оставались на пару дней, затем возвращались к своим. Выбирали всегда тех, что старше, крепче и бывалее. Мать не раз с гордостью говорила Грею, что его отец был старым воином, покрытым шрамами.
— Чтобы семья процветала, чтобы рожали наши Матери и росли новые воины, — продолжила Бабка, — она должна очиститься.
Матриарх умолкла, и тявканье других затихло тоже. Вдруг Грей понял, что Бабка смотрит прямо на него. И другие мусты смотрят на него. И только Мать отворачивается. Внутри, за грудиной всё сжалось от ужаса и стыда.
— Пустой, увечный, немощный — прочь! — приказала Матриарх.
— Прочь, прочь, прочь! — закричала семья.
Грей попятился.
— Убирайся! — крикнула вторая, оставшаяся в живых Сестра. — Лучше бы ты погиб, а не она!
— Прочь, пустой! — неслось со всех сторон.
Родичи резко двигали головами, щерились в его сторону, дыбили шипы на спинах, и Грей попятился ещё ближе к выходу.
— Пустой! Чужой! Ничей!
Кто-то подтолкнул его сбоку, и он сжался от ужаса, что начали бить, но это оказалась Мать.
— Беги! — шепнула она. — Хорошо прячься, будь осторожен.
— Прочь! Прочь! Прочь! — кричали родичи, недоброжелательно приближаясь.
Он весь подобрался, готовый к стремительному бегству.
— Я приду, когда твой гейм проснётся, — тихо сказала Мать, умеренно скалясь на родню: ащщ! — Я услышу тебя.
— Этого не будет, — с горечью ответил Грей, — прощай!
И выскочил прочь.
Он помчался куда глаза глядят, изо всех сил. Прыжками, от ствола к стволу, нёсся сквозь лес, временами останавливался отдышаться да воды из лужи попить, и снова бежал от жгучих слов «пустой» и «прочь», как от врагов. Вдали от логова пришёл в себя, на всякий случай стал путать след — вдруг кто большой учует, поймает и съест. Забегал вперёд, возвращался, прыжками взлетал на ель, перепрыгивал на соседнюю, спускался, цепляясь хвостом, и мчался
