отняли, и поэтому он сходит с ума.
Вжимаюсь в сиденье, зажмуриваюсь. Мне безумно хочется домой, под одеяло. И поспать. Ни о чем не думать. Нужно было прислушиться к словам Дилары и сидеть дома. Не высовываться!
Бестужев открывает дверь, садится за руль. А парнишка еле забирается в свой автомобиль и уезжает.
— Ты как? — спрашивает. Взяв меня за подбородок, вынуждает поднять на него глаза. — Черт!
Он опускает взгляд на мою руку. Которая, оказывается, ранена. А я ничего не почувствовала даже!
— Оставь меня в покое, — прошу я, отворачиваясь, потому что слезы вот-вот вырвутся наружу. — Мне не больно.
Бестужев меня не слушает. Достает из бардачка аптечку. Обрабатывает рану, не переставая дуть на нее. А потом откидывается на спинку сиденья и некоторое время смотрит перед собой. Я поворачиваю голову, задерживаю на нем взгляд. Удивительно! Он снял пиджак...
— Испугался за меня? — грустно усмехаюсь. — Я тебя ненавижу, Бестужев.
— Взаимно, — цедит он и снова тянется к бардачку. В этот раз достает оттуда бутылку воды, протягивает мне. — Выпей.
Он все еще тяжело дышит. Наши глаза встречаются. Всего на секунду. И я пытаюсь понять, что у него там отражается. Страх? Но нет же... Это безумие. Ему плевать на меня!
— Я домой хочу. Отвези меня или...
— Или что? — рычит он, перебивая. — Выйдешь и пешком пойдешь? Надеюсь, ты больше никогда в жизни не станешь упрямиться. Я чуть сопляка не прикончил!
— Ну, спасибо, — устало потираю переносицу. — Что жизнь мне спас. Достаточно? Или мне к твоим ногам упасть и расцеловать их? Не понимаю, откуда ты вообще появился. Не будь тебя на этом месте...
— Не будь меня на этом месте, Арина, тебя хрен знает в какой дыре нашли бы. Ты еще и смеешь язвить... От тебя одни проблемы, — недовольно кривится он, нажимая на газ.
— Прости, — искренне извиняюсь. Потому что на самом деле я понимаю, что если бы не он... Даже думать не хочу. — Больше не стану тебе проблемы создавать. И вообще, в метрах десяти от тебя ходить буду. Можешь даже не сомневаться, — голос срывается, перехожу на хриплый шепот. — Надеюсь, ты доволен.
Мне очень хочется плакать. Не помню, когда в последний раз мечтала остаться одна, наедине со своими мыслями. Кажется, это было несколько лет назад, когда мама нас оставила, ушла.
— Глупая, — все еще ворчит Бестужев, забирая из моих рук бутылку, и делает несколько жадных глотков.
Мы оказываемся в городе буквально за пол часа. Бес жмет на газ как обезумевший, и костяшки на руках побелели. Потому что он сжимает руль что есть силы. Он напряжен. И зол.
Мой телефон подает признаки жизни. Достаю его из сумки и внимательно всматриваюсь в экран.
— Останови где-нибудь здесь. Дальше я сама доберусь, — говорю Бестужеву, прежде чем ответить на звонок. — Да, Мария Дмитриевна.
— Ариночка... Ариша, я... — голос домработницы взволнованный, еле слышный. — Вы... Должны немедленно оказаться дома.
— Что происходит? — подаюсь вперед, чувствуя, как сердце стучит в области горла. — Что-то с отцом?
— Д-да, — говорит она. — Я вызвала скорую, но, Арина, он не дышит. Мне страшно.
Глава 4
— Что случилось? — спрашивает Бестужев взволнованным голосом, завернув тачку за угол здания, у которого я попросила притормозить.
Мои руки трясутся, как и все тело. Пальцы онемели. Отвожу мобильник от уха, не веря в услышанное. Мама бросила меня шесть лет назад. Если отец так же поступит... Я не переживу. Просто не смогу перешагнуть чертову пропасть, упаду. Полечу на самое дно.
— Арина, что случилось? — повторяет свой вопрос уже более спокойно и тихо. — Арина?!
Теплая ладонь ложится на мое плечо, слегка сжимает. Опускается к локтю, гладя.
— Папе плохо стало... Я не знаю, что именно, — качаю головой, чувствуя слезы на щеках. — Его в больницу увезли. Если с ним что-нибудь...
— Какая больница? Сказали? — перебивает он меня.
Я киваю и называю адрес. Автомобиль сразу трогается с места. Бестужев не говорит ни единого слова. Сконцентрировав взгляд на дороге, он даже на меня внимания не обращает. Будто меня вовсе нет рядом.
Не могу взять себя в руки. Оледеневшими пальцами почти ежеминутно набираю номер домработницы, которая сообщает, что скоро доедут до больницы. Как и мы.
— Спасибо, — поблагодарив мужчину за помощь, я еле выползаю из салона. Ноги ватные, в голове туман.
Сколько бы я не была против приказов отца, сколько бы он меня не злил и сколько бы не вмешивался в мою жизнь, я его люблю и зла абсолютно не желаю. Не хочу оставаться без него. Господи, дай мне сил... Пожалуйста.
Врач утверждает, что с отцом все хорошо. Перенервничал, упал в обморок. У него такое не впервые. Но слова Марии Дмитриевны о том, что папа не дышит, выбили меня из колеи окончательно. Напугали до чертиков.
Однако отпускать его не спешат. Он останется тут на два дня, я же естественно вместе с ним. Звоню Глебу и предупреждаю, что сегодня меня не будет. Завтра же могу опоздать. Он, к моему удивлению, относится с пониманием. Но перед тем, как отключиться, напоминает, что у нас завтра после обеда запланировано совещание. Где я обязательно должна присутствовать. Мне остается только молиться, чтобы с отцом все было хорошо и я смогла сконцентрироваться на работе.
— Ну не волнуйся ты так, Ариш, — обнимает меня Дилара, успокаивающе гладя по спине. — Сама же говоришь, что врачи ничего плохого не сказали. А ты трясешься, будто зимой голышом во дворе оказалась. Ну прекрати.
Она пытается шутить, хоть как-то заставить меня улыбнуться. Но мне совсем не до смеха.
— Беги на работу. Иначе Глеб тебя в черный список закинет за опоздание. Он немного строг в этой теме, — советую я подруге.
— Да нормальный он, — отмахивается Дилара. — А вот его обезьянка — стерва. Бесит меня.
И меня тоже. Но я решаю оставить свое мнение при себе. Мне-то что? Глебу решать, кого в свою жизнь впускать, а кого нет.
— До завтра, дорогая, — прощаюсь я с подругой.
