И, блин, мне так везло! Я с того вечера поднял тридцать баксов, прикинь? Они мне: «А ты фартовый, надо будет дело какое-нибудь с тобой замутить». А в прошлое воскресенье они меня позвали в какой-то клубешник, говорят, закрытый, типа только для своих. А у меня ещё с того выигрыша остались бабки, я и согласился. Идиот, лучше бы новые кроссы себе купил. — Лёва отхлебнул пива, фыркнул. — В общем, не знаю, что там за клуб — вообще подвал какой-то, но народ толпился прикинутый, сразу видно — все при бабках. Короче, там тоже в карты играли и по-крупному. И меня позвали, типа: «Дерзай, фартовый. Может, миллионером отсюда выйдешь». И даже сначала мне везло, ну, недолго, а потом карта пошла вообще лажовая.
— Так надо было сразу завязывать.
— Да ты не представляешь, как это затягивает! Кажется, вот сейчас выпадет хорошая карта и отыграюсь. Хрен там. Продулся в чистую. Тогда Рустик, один из Оксанкиных мужиков, предложил дать в долг. Типа отыграешься — вернёшь. Я ещё благодарил его, дурак. Ну и конечно, Рустиковские бабки тоже ушли, я снова занял… В итоге, остался ему должен около штуки баксов. А после игры он меня к стеночке припёр: «Как, говорит, отдавать будешь?». Говорю: «Предкам напишу, они пришлют». «Ладно, — соглашается, — пиши. До субботы подожду». Я матери звоню: «Так, мол, и так, срочно нужны бабки. Дело жизни и смерти». А она мне: «Ну ты же знаешь, нам зарплату задерживают уже какой месяц. Дома ни копейки». Я прошу: «Займи!». Короче, в пятницу снова созвонились. Ну, заняла она там у кого-то баксов триста и всё. Больше тупо не у кого. Там реально никому зарплату не платят. Я удивляюсь, как она ещё эти-то сумела достать. Отдал я, значит, вчера всё, что было. А этот Рустик, козёл, бабки взял и говорит такой: «А остальное где? Ты мне ещё штуку должен». Я: «Какую штуку, когда там даже изначально меньше было?». Короче, отмудохали меня и сказали: «За то, что такой борзый и не всё вовремя отдал, к следующей субботе готовь полторы!». Прикинь! Это ж беспредел полный! Мне что, почку продавать?
— Шли их лесом. Тоже нашёл серьёзных людей, — хмыкнул Шаламов. — Серьёзные люди нищебродов на бабло не разводят. Серьёзные люди сами бабло делают.
— Спасибо за нищеброда, — обиделся Лёва и в один присест отпил почти полбутылки. — Как я их пошлю? Я ж реально им должен.
— Они тебя облапошили. Думаешь, они там по-честному играли? Это же классика жанра, обычный развод. Я даже поражаюсь, как ты на это повёлся.
— Да они нормальные были! Оксанкины друзья…
— Оксанка эта твоя — та ещё профура. Спроси её, она хоть в курсе, как этих друзей звать по фамилии? Короче, мой тебе совет: придут — шли их вместе с их долгом в пень.
— Так-то карточный долг — святое, — с укором заметил Лёва. — Дело чести…
— Пфф. Святое — это мать. Остальное — хрень, высосанная из пальца. Сам посуди: карты и святое — как это вообще может соотноситься?
— Так что, не займёшь? — перешёл Лёва к делу. — Знаю, это хренова туча бабок, но мне не к кому больше пойти.
— Блин, Лёва, ты меня как-то уж очень сильно переоцениваешь. Нету у меня ни столько, ни полстолька. Да и не гони, тебе говорю. Они тебя тупо разводят, а ты о какой-то чести бормочешь.
Лёва допил пиво и теперь сидел, поникший, разглядывая собственные руки. Шаламов взирал на друга с жалостью и раздражением. Вот чего он такой бестолковый? Мать свою ещё приплёл, которая и без того жилы в ГОКе тянула, чтобы прокормить трёх младших и мужа-алкаша. Думала, старший сын — надежда и опора. А он сходил, гульнул разок, опора, а мать теперь полторы зарплаты, которую ещё и не выплачивают, кому-то должна. Но опять же Лёва — его друг, класса с какого? Со второго, с третьего? В общем, друг давний и проверенный. После той истории с угоном и изнасилованием он — единственный, кто продолжал с ним общаться без всяких там «Фу! Да как он мог!».
Какое-то время они не виделись — сначала Шаламов с родителями уехал из Железногорска. Потом Лёва два года оттрубил в мотострелках, но в прошлом году встретились очень тепло. Это Шаламов уговорил Лёву зацепиться в Иркутске — мол, здесь перспективы и возможности шире. Тот загорелся, но вуз не потянул, провалился на вступительных, тогда подался в лесотехнический колледж. Правда, как раньше они уже не общались, всё-таки у каждого появились и своё окружение, и другие интересы, но та детская дружба незримо и прочно связывала их, несмотря ни на что.
И всё же просить у отца такие деньги из-за Лёвиной глупости… Да тот и не даст. Отец, как занялся бизнесом, стал ещё прижимистее. Даже ему, сыну родному, выдаёт на житьё-бытьё как от сердца отрывает. Сокурсники многие вон на своих тачках в институт ездят, а Шаламов всё по маршруткам да троллейбусам отирается. Аж стыдно.
«Рано», — придумал отец дурацкую отговорку. Хотя какой там «рано»? Четвёртый курс! Ладно, чёрт с ней, с тачкой, но байк… вот чего душа жаждет. Рассекал у них один в академии на таком, терзал сердце. Шаламов раз двадцать, если не больше, подступался к отцу, просил и в лоб, и обходными манёврами — глухо. «Рано» и всё тут.
— Ну хочешь я с тобой в твою общагу съезжу? — предложил Шаламов поникшему Лёве. — Поговорим с этими серьёзными мужиками?
Тяжело вздохнув, Лёва поднялся с табурета.
* * *
Общежитие лесотехнического колледжа, где жил Лёва, находилось на самой окраине города, и ехать туда — по морозу да с пересадками — не хотелось совершенно. Впустую прождав троллейбуса двадцать с лишним минут и порядком продрогнув, Шаламов поймал частника.
— Не ближний свет, — заметил водитель пошарпанной тойоты, пожилой мужик в норковой кепке. — И снега вон как навалило. Это здесь, в центре, дороги чистят, а там… вдруг застрянем.
Шаламов проигнорировал его брюзжание, однако дороги и впрямь были занесены, и чем дальше от центра, тем сильнее. Поэтому автомобили ползли еле-еле. К самому общежитию водитель наотрез отказался подъезжать:
— Я там забуксую. Вон какие сугробы.
Спорить с ним они не стали.
— Может, в магаз заскочим? Здесь по пути… — с надеждой предложил Лёва.
— За водкой, что ли? — догадался Шаламов.
— Так для храбрости!
— Ладно.
Лёвин магазин прятался в подвале блочной пятиэтажки. Продавщица, огненно-рыжая тётка, узнала Лёву моментально и предъявила долг за какой-то прошлый раз. Шаламов расплатился, взял литр «Пшеничной», пару пакетиков
