Книга В глубине тебя - Фло Ренцен

Нет, спортом, конечно, не начинаю заниматься, но пробиваю по остальным каналам, по всем сразу, навскидку предложенным Рози. Остеопат-массаж чрезвычайно забиты и будут не скоро, так что я покуда записываюсь на иглоукалывание.

Лежу за шторкой в одних трусах, вся в иглах, словно дикобраз. Понятно, времени даром не теряю — беззвучно работаю на планшете.

Слышу, как их заводят за соседнюю шторку. Их две и, разговаривая, они входят.

Сразу узнаю голос Нины. Как видно, адресок, который дала мне Рози — вполне хипповый в кругах осведомленных, не иначе как поэтому туда ходит Нина.

Нина приходит по своему обыкновению не одна — с товаркой (а то, не дай Бог, подумают еще про нее, что она — социопатка одинокая и с ней никто не дружит). Узнаю голос одной из Нининых тогдашних «банщиц» — верно, той самой, что после сауны сдала ей меня. Уверена, узнай Нина, что я тут, рядышком, почти голая и типа беззащитная — устроила б пожар и забаррикадировала бы мне выход.

Нет, я не притихаю, словно мышь, и не стараюсь вдавиться в кушетку, на которой лежу, слиться с планшетом, на котором работаю — ее появление вновь напоминает мне о том, как она поступила, и я, вся такая игловатая, едва подавляю в себе желание вспрыгнуть подобно чертику из коробочки, высунуться из-за шторки и отделать ее хотя бы словесно. Но, хоть мне становится плевать на иголки, я все же говорю себе, что нужно потерпеть.

То, что я слышу, очень скоро подтверждает мне, что терплю я не зря.

— Рик опять болеет?

— Да. Не лечится, все шастает по своим делам. Неудивительно, что… кхм… проблемы. Да и Франк поругивает его. Уже при мне не стесняется.

— Много денег поднимает?

— Когда как. Но всю прибыль в дела пихает. Надоело страшно.

— Как ему твоя «идея»?

— Вроде записался в институт. Учиться будет, куда денется.

— Сейчас все равно на удаленном все, и очники.

— Да, если бы мотался поменьше. А бакалавра сделает — повысят. Франк проектляйтером сделает. А сейчас — всё на подхвате, подряды, подряды эти мониторит. Может, кинет свое баловство.

Так. Рик сам, без меня тянет дело, сачкует на работе, ему по его леваковым самодеятельностям даже платят — значит, он, не стесняясь, «светится». И он теперь — студент-заочник. Аж интересно прям. Чуть было не вспрыгиваю, чтобы спросить, на каком факультете.

— А повысят — будет на что квартиру купить, обставить, содержать по-человечески. Ну, и семью кормить.

— Оу-у? — вспискивает голос подружайки.

— Ну, в дальнейшем, — несколько расхолаживает его, заметно попрохладнев, голос Нины.

— Когда переезжаете?

— Как только, так сразу.

— И когда «как только»?

— Пока не знаю.

— А-а. Все никак?

— Все никак.

— Регулярно ходите?

— Регулярно, — отвечает голос Нины уже заметно нехотя.

— Не помогает?

— Поможет.

Да ну… — шаманить ходят? Прям вдвоем? Она его таскает? И — глухняк?..

— Ну а если все-таки не поможет?

— Да что ты заладила — поможет, не поможет! Ну, усыновим кого-нибудь… Да откуда я знаю… Ты думаешь, это мне надо? Я похожа на дуру, которая спит и видит, чтоб поскорее фигуру свою потерять?

— Да ты-то не потеряешь, не заводись.

— Да я-то знаю, что не протеряю. Да мне вообще не горит. Это ж ему надо. Было. А сейчас он в своем этом бизнесе варится, не видит, не слышит ничего.

Не-ин-те-рес-но. Скукота. Лучше про дела опять попиздите.

Но они не затыкаются:

— Так а термин у вас есть уже?

— Пока нету. Ему вечно некогда сесть, запланировать по-человечески.

— Опять уламывать будешь?

— А как еще?.. Ограничения снимут — хоть свадьбу нормально отпраздновать можно будет.

— В Берлине или…

— Мои у них предлагают. Ну да, у них красиво, места живописные, как раз для фото-сессии.

— Знаешь, какое платье?.. — восхищенно полузадыхается подружайкин голос.

— С пятнадцати лет знаю, — отрезает голос Нины. — Время-то идет — надо успеть урвать от жизни кусок, и пожирнее. А то досижусь, как дура.

— «Как дура», мгм-мгм, — голос у ее подружайки меняется, становится злобно-насмешливым: — Что ж Ка-та-ри-на?.. Больше не всплывала?

— Нет. После того дефиле у нас — нет. А то вцепилась в него, как спрут… — Нина вполне слышимо сглатывает. — Прям держит, держит, тварь… Он, слава Богу, ее отшил. Сла-ва Бо-гу…

— Слава Богу.

У немцев не принято совершать крестного знамения, но сейчас форменно «вижу», как эти две именно это и делают, а не делают, так, значит, думают.

— Слушай, но он же… больше… — вопрошает голос подружайки.

— Не-а, больше — нет.

— Точно?

— Сто-про-цент-но.

— И как ты все это выдержала…

— Знала, что ненадолго, — «скучает» голос Нины, прям заснет сейчас. Беспробудным сном.

— Откровенно говоря, никогда не понимала, зачем он тебе сдался, — в голосе подружайки и восхищение, но и боязливая недоверчивость, явное непонимание. — К чему все эти жертвы.

— Ха, да какие жертвы?.. Вопрос принципа, — сухо-жестко отчеканивает голос Нины.

Ну надо же. Любопытно прям. Не-а, не любопытно.

— Любовь?

— Ага. Его — ко мне. Он заслужил меня. Он заслужил того, чтобы беспрепятственно меня любить.

— А ты — его?

Конечно, этот вопрос мучает подружайку, но Нина не ведется и вместо того, чтобы расколоться про свою «любовь», говорит:

— Мы подходим друг другу. Стопроцентное попадание. И чтоб никакие не влазили. Прикинь, — стебется ее голос, — мне Каро рассказала, как ее тогда чуть было в Милан не отправили.

— Хи-хи.

— Да-да.

— Как там Каро? — интересуется подружайкин голос.

— Все так же. Все там же.

— Все там же, не в Милане?

— Все там же, не в Милане.

Если их треп доселе был «любопытным», то теперь я и подавно чувствую, что тихушничала не зря — с этого места будет куда интереснее.

Прекращаю все посторонние дела, чтобы не пропустить ни слова, ни звука и — да, строго-настрого запрещаю себе дышать. Подышу потом.

— Она так и живет у себя? — спрашивает голос подружайки. — С родителями в одном доме?

— Ну да. Как ей переезжать куда-то, в ее-то состоянии? У Херца лечится.

— Есть сдвиг?

— Есть вроде, — голос Нины сух и аналитичен. — Он много не рассказывает. Не имеет права. Она-то не вникает и рассказать про свой прогресс не может. Иногда ее отпускает, тогда она прямо сама так и говорит: «Мне лучше».

— С ума сойти, а ведь по ней абсолютно не скажешь. Она самый уравновешенный человек, какого я знаю.

— Херц говорил: это накатами приходит, — говорит Нинин голос. — Он не рассказывал конкретно про нее…

— …не имеет права…

— …не имеет права, но в общем он говорил,