Он только что вытащил из кожаного мешка человеческую голову и положил её на стол, за которым сидел. Возможно, это была голова мужчины. Её чересчур уж гротескно обезобразили, чтобы быть в этом уверенным. Кожа давно ссохлась в жёсткую бурую поверхность, на ощупь слегка рыхлую. Сжавшиеся мускулы вздёрнули остатки верхней губы, выставив напоказ обломанные, почти чёрные зубы. Нижняя челюсть отсутствовала, на её месте висели рваные лохмотья плоти. Но гораздо тяжелее пострадала верхняя часть головы. Вся макушка черепа была расколота, как от страшного удара меча или топора, до самого начала переносицы. Левая глазница, размером вдвое превышающая правую, сохраняла следы упругой зелёной субстанции. В правой оставался глаз, вероятно, когда-то жёлтый, но теперь сморщившийся и выцветший до оливкового. Затылок вообще невозможно было узнать.
Гутерик выложил за эту устрашающую реликвию внушительную сумму, но, если это являлось именно тем, чем он полагал, то никакая цена не была бы слишком велика. Он обнаружил эту вещь в некоей лавчонке, в переулке весьма сомнительного квартала сомнительного города, в стране, которую большинство географов изображали на карте белым пятном. Человек, у которого он это приобрёл, уже не мог поручиться за подлинность вещи, ибо, вскоре после совершения сделки, его нашли или, точнее не нашли раскинутым на прилавке и вокруг него — уйма крови, остатки серого мозга, нескольких маленьких косточек и зуб-другой, которые, по общему мнению, могли быть чьими угодно. Другой человек — поставщик самых необычнейших новинок, с которым первый временами вёл дела, исчез схожим и неопрятным образом. Все это лишь самую малость обеспокоило Гутерика. Он знал, что смерть — самая ходовая монета во многих местах, о которых не упоминали в приличном обществе.
Теперь он намеревался выяснить, действительно ли этот кладбищенский сувенир был головой печально известного и самого зловредного чародея, Этелвен Тайоса, чья многовековая карьера закончилась за сотню лет до рождения Гутерика. Ему были известны обычные сказки, про то, как Этелвен Тайос зверски надругался над женой ковроторговца Ойната и про ужасы, последовавшие за «смертью» и погребением чародея. В Долине Тени, между двумя плачущими горами, что когда-то были дочерями Этелвен Тайоса, ещё стояла осквернённая магическая цитадель, возможно, даже с призраками, но, разумеется, величайшие её ужасы давным-давно исчезли. Об этом шептали в гораздо более тайных сказках — о том, как земля разверзлась и явила сокровища за гранью самых пылких человеческих представлений — сокровища Этелвен Тайоса.
Он разглядывал голову при свете звёзд, в надежде разобрать на лице неразличимые под лучами солнца таинственные узоры, выдающие присутствие магии, но вскоре по лестнице стал шумно подниматься Цано.
Гутерик торопливо убрал свою находку обратно в мешок.
— Привет! Это я!
Это юнец завозился с дверным замком. Гутерик встал и открыл ему, с невыразительной маской лица, скрывающей гнев. Не то, чтобы это имело какое-то значение — тот, другой, был донельзя пьян. Он чуть не выронил свечу, которую нёс с собой. Прежде, чем Цано смог нечаянно спалить дотла весь университет, Гутерик забрал у него свечу.
— Гут…Гутерик… Где ты был? Ты пропустил всё веселье.
— Я занимался кое-чем поважнее.
— Чтоо…? Да что может быть важнее… вино!… женщины!… К нам пришли несколько девочек, ума не приложу, откуда… и С…
Тут Цано отключился. Гутерик поймал его, прежде чем тот грохнулся на пол, взвалил на плечо и отволок его, спящего, на чердак. Вскоре комнату наполнил довольный храп.
Гутерик снова достал голову и попытался возобновить свой труд, но не сумел сосредоточиться. Скоро от дыма свечи у него налились тяжестью веки, а размеренный храп Цано соблазнил заснуть и его.
Через несколько часов он выпал из сна.
Двор внизу был тих, в кабинете царила полная темнота. Свеча давно погасла и от её дыма не осталось даже следа. В тусклом звёздном свете, падающем из окна, Гутерик разглядел, что голова пропала со стола. Он суматошно вскочил, нащупал свечу, но именно в тот миг сверху донёсся скребущий звук, потом изумлённый крик, что-то вроде бульканья и единственный короткий вопль ужаса.
Цано.
Что-то маленькое упало на пол на другом конце комнаты, у лестницы на чердак. К этому времени Гутерик нашел свечу, кремень и стальное кресало, и высек свет.
Там, во мраке перед ним, обнаружилась ковыляющая по доскам пола расколотая голова, взгромоздившаяся на трёхногую скамеечку. Деревянные ножки сгибались и двигались, будто живые. Всю скамеечку заливало и капало с тех мерзких зубов то, что даже в полумраке явно смахивало на кровь.
Гутерик быстро цапнул кожаный мешок и, бормоча заклинание власти, схватил голову со скамеечки. Она вновь стала мёртвой вещью, просто грузом, когда он туго затянул над ней завязки. Гутерик не страшился, но радовался. Всё равно, он никогда не считал Цано чем-то большим, чем просто помехой. Он был доволен, потому что теперь знал, что его деньги были потрачены не напрасно. В его владении находилась подлинная вещь, голова Этелвен Тайоса.
По всей башне и в окружающих зданиях зажглись огни, но, прежде, чем кто-нибудь явился узнать, в чём тут дело, Гутерик собрал несколько необходимых вещей, забрал свой трофей и выскользнул по чёрной лестнице вниз. К этому времени донеслись тревожные крики. Кто-то обнаружил то, что и следовало ожидать. Поскольку внимание всех было привлечено туда, Гутерику не составило труда незамеченным проникнуть в университетскую кладовую. Там он прошептал усыпляющий стишок кошачьему фамилиару Брата Хранителя, единственной встреченной им вещи, смахивающей на сторожа, а потом отмыкающее заклинание в замок той двери, которую хотел открыть. Он зашёл в главную кладовую и под грудой крокодильих чучел обнаружил нужный сундук. Внутри оказались куски верёвки разной длины, с навязанными узлами, каждый из которых связывал ветер. Тот, что выбрал Гутерик, стал извиваться и шевелиться, когда он его поднял. Затем Гутерик двинулся дальше, к островной пристани, похитил лодку и отчалил, ослабив узел достаточно, чтобы ветер наполнил парус. Он понимал, что отсутствие скоро вменят ему в вину, но это его мало тревожило. Он поставил всё и выиграл. Возвращаться Гутерик не собирался.
Пленённый ветер нёс его по морю три дня и три ночи. Он ни разу не высаживался на берег, но следовал вдоль побережья на
