говорю я, выливая кофе в раковину, хотя чашка была почти полная. Спрыгиваю со стойки, ставлю чашку в посудомоечную машину, хватаю сумку и направляюсь к двери.
Я привыкла к тому, что меня осуждают, но по какой-то причине от его слов меня тошнит. Ненавижу, что он имеет такую власть надо мной.
И ненавижу себя за то, что хочу, чтобы он хоть на секунду попытался узнать меня.
Я сажусь в «Жук», обещая себе, что, как только вернусь, выясню стоимость машины, которую он мне купил, и отдам ему деньги.
Я быстро спрашиваю Сири, где найти магазин, где продается форма для медсестер, и как только получаю указания, делаю разворот перед домом и направляюсь в город. Для начала, потрачу-ка я больше пятисот долларов. Кто ж откажется от милой формы?
Закончив с этим, посещаю ближайший маникюрный салон и делаю маникюр и педикюр. Потом натыкаюсь на небольшой ресторанчик соул-фуд[6], где подают ребрышки барбекю и домашние макароны с сыром. На десерт был персиковый коблер с ванильным мороженым. Теперь, когда я можно есть, не беспокоясь о фигуре, я планирую умять все, в чем раньше себе отказывала.
Когда подростком участвовала в конкурсах красоты, без них не проходило и недели. Мама была очень строга в отношении питания. Все было заранее рассчитано, и калорий я потребляла не больше, чем необходимо для выживания. Я даже не знала, каков сахар на вкус, пока мне не исполнилось шестнадцать. Потом, когда я переехала в Вегас, и работа требовала от меня определенного имиджа, я осталась верна старыми привычкам.
Но теперь? К черту все это! Я буду кушать — и все подряд. После обеда я не готова идти домой, поэтому иду в кино, покупаю билет и сижу в темном кинотеатре одна, наблюдая, как на молодую женщину нападает злой дух, кажется… примерно на половине фильма я засыпаю. Просыпаюсь от крика и понятия не имею, что происходит, поэтому встаю и ухожу.
Когда подъезжаю к дому, первое, что замечаю — это машину Кентона, припаркованную перед домом. Вот честно, не хочу видеть его снова, но нельзя же сидеть снаружи до скончания века. Я выхожу из машины, оставляя сумки с новой рабочей одеждой в багажнике. Ему не нужно знать, чем я буду заниматься на самом деле. Он решил делать предположения обо мне, так пусть и дальше думает, что хочет.
Я не собираюсь пытаться переубедить его. Да, он хорош собой, но я начинаю видеть в этом определенную закономерность. Он мудак и любит осуждать. Стало быть — осуждающий мудак.
Я вздыхаю, поднимаясь на крыльцо, и как только отпираю дверь и толкаю ее, запах готовящейся еды ударяет мне в нос. Несмотря на то, что ранее я поела, желудок урчит. Я игнорирую его и направляюсь к лестнице. У меня в сумке завалялся шоколадный батончик, он поможет мне продержаться до завтра.
— Ты вернулась, — слышу голос позади, когда нога уже касается первой ступеньки.
— Да, — Я смотрю на него через плечо. И зачем ему быть таким красивым?
— Я приготовил ужин.
— Молодец, — саркастически говорю я, поднимаясь еще на две ступеньки.
— Послушай, мне не следовало говорить то, что я сказал утром, — он вздыхает, и я задаюсь вопросом, извинялся ли он хоть когда-нибудь в своей жизни.
— Не стоило, — соглашаюсь я, делая еще несколько шагов.
— Ты можешь остановиться на секунду? — фыркает он, и я поворачиваюсь, приподнимая бровь. — Пойдем поедим и поговорим. Ты же здесь живешь. Я думаю, будет правильно, если мы хотя бы немного узнаем друг друга.
У меня на языке вертится слово «отвали», но, к сожалению, мои манеры давно укоренились. Я поворачиваюсь, спускаюсь по лестнице и следую за ним на кухню.
— Можешь достать пару тарелок? — просит он, подходя к духовке. Как только он открывает духовку, до меня доносится запах печеного цыпленка, и желудок снова начинает урчать. — Тебе действительно надо больше есть, — бормочет он.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и чувствую, как вспыхиваю гневом.
— Я ела, — говорю я, вытаскивая две тарелки и два набора столового серебра из ящика, ставлю их на стол с чуть большей силой, чем следовало.
— Я имею в виду, что-то помимо кроличьей еды. Тебе нужно набрать вес.
Я делаю вдох и медленно выдыхаю, считая в уме от одного до десяти.
— Так, — я поворачиваюсь к нему лицом — Я не знаю, что не так с фильтром, который должен очищать слова на пути от твоего мозга до рта, и, честно говоря, мне все равно, — я поворачиваюсь к нему лицом. — Но мне не нравится, что ты упрекаешь меня по поводу моей работы, свободного времени или привычек в еде. Я ценю твою помощь, но это не дает тебе права говорить мне гадости по собственной прихоти.
Я делаю глубокий вдох и выдох, замечаю, что его взгляд, кажется, стал мягче. Что-то в этом взгляде заставляет меня чувствовать себя лучше, но я заканчиваю словами:
— Если ты думаешь, что это будет проблемой, я могу найти другое жилье, пока не смогу вернуться домой.
— Ты совершенно права. Мне не следовало говорить тебе гадости, — он качает головой, проводя рукой по волосам, и наши взгляды снова встречаются. — Давай начнем сначала.
— Ладно, — я киваю, мои внутренности скручиваются под его пристальным взглядом. Каждый раз, когда он смотрит на меня, мне кажется, что он видит слишком много.
Он подходит ко мне, протягивает ладонь.
— Кентон Мейсон.
Я пожимаю ему руку.
— Отэм Фримен, — говорю я, и наши взгляды сталкиваются, когда его пальцы обхватывают мои. От его прикосновения у меня по спине пробегают мурашки. Я облизываю внезапно пересохшие губы.
Его взгляд опускается к моим губам, снова возвращается к глазам.
— Точно, — его голос звучит глубже, чем раньше, а глаза, кажется, потемнели. — Принеси салат, детка, — он кивает в сторону холодильника, отпуская мою руку.
Мой желудок переворачивается при слове «детка». Я игнорирую это и иду к холодильнику, достаю салат, а Кентон вытаскивает несколько картофелин из духовки, кладет по одной на каждую тарелку и добавляет золотистый кусок курицы.
— Сегодня чудесная ночь. Как насчет того, чтобы посидеть на террасе?
— Конечно, — соглашаюсь я.
Он заканчивает с нашими тарелками, добавляя масло и сметану к картофелю, а затем кладет салат.
— Открой дверь.
Я открываю раздвижную стеклянную дверь в кухне, которая ведет на террасу. Он ставит тарелки на стол, возвращается, открывает холодильник и берет пиво.
— Хочешь? — спрашивает он, поднимая пиво.
Я качаю головой; никогда не пила пива… или вообще какой-либо алкоголь.
— Не любишь? У меня есть
