повезло, что удар рогов пришелся на каркасный брус, если бы он попал в дверь, то размазал бы меня вместе с ней по задней стенке. От удара коробка туалета накренилась назад, дверь треснула наискосок, но удержалась в петлях. Снаружи раздался громовой рев разъяренного чемпиона.
«Второго удара мне не пережить» — мелькнула у меня мысль, и я развернулся к окну, больше выхода у меня не было. К великой радости я увидел, что угловые доски задней стенки отошли, ощетинись острием гвоздей, и в проеме видны звезды. Не раздумывая, я бросился в проем, раздирая в клочья рубашку и грудь. Лежа на снегу, я услышал еще один удар, и наружу полетели остатки двери. Если бык выберется наружу, он тут же меня затопчет, препятствий у него больше нет — сообразил я и со всей скоростью стал пробираться к дому, утопая в полутораметровых сугробах.
В окнах горел свет, были слышны крики людей и рев подпаленного быка. На мой стук выскочил Игорь, на его лице был написан страшный испуг, но, увидев меня, ему сразу полегчало.
Уф, — выдохнул он, — слава Богу, живой. Я проснулся, слышу «Лазарь» ревет, глянул на кровать, а тебя нет. Чего ты полез к нему, я же тебя предупреждал.
Время спросить, — съязвил я, пытаясь унять дрожь, — Вы бы покрепче запирали его, гуляет он у Вас по ночам, весь туалет перегородил.
«Ты же весь в крови — ощупал меня Игорь — пошли скорее в дом».
Только сейчас я почувствовал, что остатки рубашки прилипли к животу, грудь страшно саднило.
Увидев меня, женщины заохали. Появился таз с горячей водой, я стянул с себя остатки рубашки. Три глубокие рваные раны шли через всю грудь, к животу. Живот весь в крови, штанина на правой коленке также вся разодрана. Игорь суетился рядом, помогая женщинам. Потом отошел в сторону, оглядел меня со стороны. Представив в уме всю картину происшествия, он стал ржать как конь.
Хватит, лопнешь от смеха, — сказал я, пока меня бинтовали, — пошел бы лучше помочь быка успокоить, слышишь, как ревет.
Там отец с дядькой, они без меня разберутся, — смеялся он, не переставая, — «Лазарь» только их и слушается. В комнату заглянул отец Игоря.
Живой» — сказал он, осматривая меня, — Игорь, пойдем, поможешь ящики собрать.
А бык — поинтересовался сын.
Загнали кое-как — ответил отец.
Они ушли, оставив меня наедине с женщинами. Я присел к столу, отодвинул тарелки со вчерашним пиршеством, заботливо укрытые марлей.
Может тебе самогонки налить — участливо спросила мать Игоря.
Да — согласился я — не помешает.
Тихо прыснула от смеха за спиной девушка, кажется сестра Игоря, потом жена, за ней мать, и через секунду в комнате стоял гомерический хохот. Глядя на них, и я не удержался. Гурьбой, в столовую вошли мужчины. Лица их были серьезны, но, увидев нас, они тоже заулыбались, присели к столу.
Давай, Надежда, убирай марлю, — сказал отец — праздник продолжается, да поставь в сени ведро с крышкой, туалета больше нет.
Ну, герой, рассказывай, — повернулся он ко мне, — на кой черт ты быку бок подпалил.
От безысходности — ответил я — во всю глотку минут десять орал, пока он меня в нужнике держал, пытался отодвинуть, а потом уж решился на поджог. Думал, что он просто отскочит, а вышло по-другому. Мне тоже интересно, кто его на ночь гулять выпускает, меня теперь как учебное пособие по гражданской обороне выставлять можно.
Не мог, значит, потерпеть — констатировал отец и, обернувшись к остальным, обращаясь видимо к брату, сказал, — как ни крути, а весь этот бардак, Андрюха, на твоей совести. Я сколько раз говорил, чтобы железной скобой запирали, ведь два раза уже вылезал, как трактор поднимать собираешься?
Следом за этой тирадой вылетел такой смачный залп выражений, что бедный «Лазарь» сразу слетел бы с копыт, если бы разбирался в русском языке.
«Что там произошло» — наклонился я к Игорю.
Много чего — в пол голоса ответил он, — трактор уронил на бок, две овцы затоптал, видать, под ноги ему попались, ящики с запчастями развалил, а про туалет ты уже в курсе.
«Все, шабаш — сказал хозяин, разливая самогон, — завтра всем вставать рано, особенно тебе Андрей, чтобы к Новому Году туалет стоял, трактор мы и без тебя поднимем.
«Ну а Вам, — обратился он ко мне с Игорем — спокойной дороги, без приключений. В рубашке ты, Александр, родился, отскребали бы мы тебя сейчас с рундука.
«Насчет рубашки — вспомнил я, — найдется какая-нибудь, от моей одни лоскуты остались, неохота китель на голое тело надевать, и нитки нужны, брюки на коленях зашить.
«Иди, ложись, — ответил отец, — все найдется, и про брюки не беспокойся, зашьют, сними их только».
Выехав в пол восьмого утра, мы без всяких приключений добрались до Уссурийска. Выгрузили елки перед бригадой, я поднялся, чтобы доложить комбригу, боясь, что он погонит меня переодеваться. Вид у меня, как у пленного румына, из под кителя торчит зеленая фланелевая рубашка, на коленях швы. Комбриг спокойно выслушал мой доклад, но по глазам было видно, что он еле-еле сдерживается от смеха.
«Спасибо Саша — просто сказал он, — отвези мою елку ко мне домой, вот адрес, и можешь быть свободен до 3-го января».
«Понравились приключения» — добавил он, прощаясь. «Так точно, хватит на весь год», — ответил я.
