Она пристально посмотрела на Хьюго:
— Вы предлагаете мне помощь?
— Я… — Он запустил пальцы в свою густую шевелюру. — Моя двоюродная бабушка была доброй, щедрой и доверчивой, и порой люди пользовались ее добротой.
Элис вспыхнула.
— Я не отношу себя к таким людям. У меня нет корысти, как вы считаете. Кроме того, мы были друзьями.
— Филипп Хэмингфорд представил вас как делового партнера.
— Но я еще была и другом. Мне она нравилась. Розмари всегда судила людей по делам, а не по словам.
Это Хьюго вполне устраивало. Но он разозлился, когда Элис добавила:
— Розмари упоминала своего влиятельного племянника. Но вас, кажется, никогда не было рядом.
— У меня был полугодовой проект в отдаленном районе Шотландии. Не так-то просто попасть в Ноттинг-Хилл с расстояния в несколько сотен километров.
— А после возвращения?
— Я регулярно навещал Розмари дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. Спросите у соседей, — воинственно заявил он и испытующе на нее посмотрел.
Атмосфера накалялась.
Наконец Элис пошла на попятный и сказала:
— Ваша прощальная речь убедила меня в том, что вы любили Розмари.
Настал его черед пойти на уступки.
— Соседи Розмари знали и любили вас, как сказала Милли на поминках. Чего нельзя сказать о Шантель.
Элис нахмурилась:
— Кто это?
— Некая мадам, набившаяся в друзья к Розмари несколько лет назад и выманившая у нее сервиз работы Уильяма Муркрофта.
— А это кто? — снова спросила Элис.
— Известный художник-керамист. Его произведения стоят целое состояние. — Хьюго достал из кармана телефон и после быстрого поиска протянул его Элис.
Девушка прикусила губу.
— О нет. Я отбила ручку у одной из этих чашек пару месяцев назад. Я ее приклеила, но… — Ее глаза расширились, когда она увидела аукционную цену подобных предметов. — Боже, я думала, что это просто симпатичная чашечка, к тому же одна из любимых у Розмари. Вот я ее и починила, как сумела. Я понятия не имела, что она такая ценная. Надо было отнести ее к специалисту, а не клеить самой. Простите меня. — Элис виновато вздохнула. — Я оплачу ремонт у специалиста.
Именно в этот момент Хьюго целиком поверил в искренность Элис.
— Все в порядке. Не беспокойтесь. Помимо Шантель были и другие случаи. Этот просто последний.
— Ужасно. Предать чье-то доверие — это подло.
Что-то в ее тоне подсказывало Хьюго, что Элис тоже пришлось пройти через подобное.
— Я понятия не имела о завещании Розмари. Когда получила письмо от адвоката, подумала, что Розмари могла завещать несколько образцов из коллекции Виолы университету. Я не знала о ее планах. И хотя мне по душе идея создания образовательного центра имени Розмари и павильона бабочек, я понимаю, что вы против передачи фамильной недвижимости в чужие руки.
— Технически все пойдет на благотворительность, — сказал он.
— Как скажете. — Элис развела руками. — Главное для меня — дневники Виолы.
— Часть которых вы забрали из дома.
— Я вернула их в контору адвоката вместе с ключом на следующий день. Он дал мне расписку. Могу предъявить. — Она помолчала. — Вы наверняка знаете, что у Розмари были проблемы с тазобедренным суставом.
Нет, он не знал. Розмари была не из тех, кто жаловался на здоровье.
— Поэтому она дала мне ключ. Ей было тяжело ходить открывать. Она сильно хромала.
Хьюго стало не по себе. Теперь он понял, почему Розмари в последнее время поручала ему дела, которые раньше делала сама, поскольку всегда предпочитала быть независимой. А что, если и инсульт стал результатом разрушения сустава?
— Мне нравилось работать с ней над дневниками, — тихо продолжала Элис. — Вы даже не представляете, как это удивительно — читать страницы, которым почти два столетия, и вряд ли кто-то еще видел их с тех пор, как они были написаны. Этюды и акварели не утратили цвет и выглядят так естественно, словно написаны вчера. А самое главное — услышать рассказ о человеке, который создал эти дневники, от кого-то, кто действительно знал ее в жизни.
— Вообще-то представляю, — отозвался Хьюго.
— Вы видели дневники? — удивилась Элис.
— В детстве мне очень нравились картинки с бабочками, я тогда еще не умел разбирать почерк. Но когда стал постарше и увидел планы создания королевских ботанических садов в Кью, у меня волосы дыбом встали. Думаю, что и вы испытали подобное, впервые прикоснувшись к дневникам.
— Так и есть, — подтвердила Элис. — Виола Феррерс достойна упоминания в истории лепидоптерологии[1], как и Розмари, которая сохранила дневники и коллекцию Виолы. Я думаю, это важно как для науки, так и для нашей истории в целом.
Ее горячность окончательно убедила Хьюго в чистоте намерений доктора Уолтерс.
— У меня важная встреча во второй половине дня, а этот разговор, похоже, не на пять минут.
В душе Элис забрезжил лучик надежды.
— Хотите сказать, что будете работать со мной, а не против меня?
Он ничего не обещает, пока не разберется в сути вопроса.
— Я сказал, что нам следует продолжить разговор. Вы свободны сегодня вечером?
— Да.
Ему понравился ее прямой ответ без всяких экивоков.
— Встретимся на нейтральной территории, — предложил он.
— Дом Розмари был бы оптимальным местом встречи, но у нас нет ключей, — ответила Элис.
Это он загнал их обоих в угол в офисе адвоката, и Хьюго знал об этом.
— Хорошо, я попрошу у Филиппа ключ на время нашей встречи. В котором часу вам удобно?
— В любое время, у меня сегодня больше нет лекций.
— Тогда в половине шестого? — предложил он.
— Хорошо, — согласилась она.
Хьюго протянул руку для рукопожатия.
Большая ошибка.
Как и в прошлый раз, каждая клеточка его тела возбудилась от прикосновения к ее руке.
Щеки Элис слегка порозовели, и она тоже выглядела взволнованной. Неужели она чувствует то же самое? Стоп. Речь идет о его двоюродной бабушке и бабочках. Ничего личного.
— Я провожу вас, — сказал он и провел ее в приемную.
Он вдруг поймал себя на том, что смотрит ей вслед. Почему он начал испытывать чувства, которые, по его мнению, ушли навсегда?