за едой, и они справедливо считали такое положение вещей важным стратегическим преимуществом – в 1970-х ассортимент винницких продуктовых магазинов воображения не поражал, а огромные очереди за хлебом можно было увидеть даже на главной улице города. Однако, как справедливо заметил Наполеон, на войне ситуация меняется каждое мгновение: преимущество сотрудников военкомата стало залогом их молниеносного поражения.
Маргулис попросил отца подождать на улице и зашел в кабинет начальника офицерской столовой. Помимо всего прочего, этот могущественный человек занимался распределением пайков, которые были весьма существенным дополнением к офицерской зарплате. Если начальник офицерских столовых недолюбливал того или иного офицера, ему доставались самые худшие продукты, какие только находились на складе – мясные консервы 1946 года выпуска, ячменный кофе и давно испорченное печенье, от которого пахло мышиными экскрементами. Хорошая хозяйка такие продукты просто выбрасывала, после чего начинала пилить своего супруга со звездами на плечах, не умевшего поддерживать хорошие отношения с нужными людьми. Таким образом, некоммуникабельный офицер мучился не только из-за нехватки витаминов, но и по причине семейных неурядиц.
Беседа Маргулиса с начальником офицерской столовой длилась недолго – в конце концов, у него на балансе тоже были весы и эти весы время от времени ломались. Через несколько минут Маргулис и начальник столовой вышли, позвали отца и вместе с ним направились в кабинет начальника строевой части военкомата.
Поздоровавшись с коллегой, начальник офицерской столовой объяснил причину своего визита и попросил принести личное дело ефрейтора Вейгмана. Разумеется, коллега отказался выполнить эту просьбу – служба, чувство долга, моральный облик советского офицера, есть такая профессия – Родину защищать, и так далее, и тому подобное.
Начальник офицерской столовой молча выслушал этот поток сознания, а потом ласково спросил коллегу:
– Скажи, разве ты не хочешь посещать офицерскую столовую?
Начальник строевой части быстро вспомнил о повседневных ужасах добычи пропитания в советской провинции, позвонил секретарше и через 5 минут папка с документами отца была у него на столе. После этого двери кабинета были заперты, папино дело быстро сожгли в служебной пепельнице размером с рыбное блюдо, а отец
забыл о курсах переподготовки как о кошмарном сне.
Много лет спустя сотрудники военкомата разыскали отца с помощью городского справочного бюро. Они позвонили к нам домой и начали укорять отца в том, что за 20 лет с копейками он ни разу не был на курсах переподготовки рядового состава.
– А еще ваше личное дело куда-то запропастилось, – добавили сотрудники военкомата в припадке откровенности. – Никак найти не можем.
– Личное дело потеряли? – вежливо переспросил папа. – Ай, как жало, как нехорошо. Ну что ж, перезвоните мне, когда найдете.
Томск
Вообще-то отец не собирался лететь в Западную Сибирь – завод «Прибор» командировал его в Одессу и уже в там папа узнал, что Михаил Лазаревич Маргулис просит его сделать все возможное и невозможное для того, чтобы достать запчасти к манометрам. Вроде бы простая вещь, но в промышленных масштабах их выпускал один-единственный на весь СССР завод, который находился в городе Томске. Хочешь не хочешь, нужно садиться в самолет и лететь навстречу судьбе.
В Томск папа летел через Москву. В самолете он познакомился с другими коммивояжерами, они немного выпили, рассказали друг другу несколько тысяч анекдотов и прилетели в Томск в отличном расположении духа. Однако, когда самолет приземлился в аэропорту, отец внезапно для себя осознал, что его костюм плохо адаптирован к местным погодным реалиям. Если в декабрьской Одессе было сравнительно тепло, то за окном самолета их ожидали суровые -30 по Цельсию – не лучшая температура для прогулок в куртке на искусственном меху и кепке с накладками, которые едва прикрывали уши.
Для начала папе и его друзьям пришлось установить мировой рекорд в беге по заснеженной территории аэропорта – разумеется, во второй половине 1970-х там не было никаких «рукавов» и даже автобусов. К счастью, аэропорт в Томске небольшой и отец с приятелями добежали до здания аэровокзала без потерь. Увиденное им определенно не понравилось: маленькое здание было наполнено суровыми людьми в тулупах, валенках и ушанках, которые сидели на скамьях и чемоданах, спали на полу вповалку, жевали взятые из дому харчи, разговаривали, матерно ругались, курили и ждали неизвестно чего. В общем, жизнерадостным европейцам захотелось немедленно покинуть этот заведение, однако идти им было некуда – номера в гостиницах для них никто не забронировал. Более того: никто из них раньше не бывал в Томске и не знал, как устроена жизнь в этом городе, а расспрашивать прохожих при температуре -30 по Цельсию не очень приятно. Они сели на чемоданы и принялись думать о нелегкой судьбе, которая занесла их неведомо куда без какой-либо полезной информации.
– Пошли в милицию!
На первый взгляд, эта мысль отца выглядела не очень здраво, но сам Роберт Фишер ни разу не имел столь плодотворной дебютной идеи. Единственный мент, охранявший Томский аэропорт от пьяниц, хулиганов и террористов, откровенно скучал и очень обрадовался предложению выпить водки (плох тот командировочный, который едет на задание с пустыми руками) и поговорить о сибирских реалиях. От него отец и компания узнали все, о чем в наше время пишут в отзывах на Booking.com и Google Maps.
– Вы, ребята, в гостиницу даже и не суйтесь, – рассказывал новый знакомый. – Все места лыжниками заняты, из сборной СССР. Сборы у них тут. А другой гостиницы в городе нет.
– Как нет? – спросил кто-то из москвичей. – А где же ночевать?
– Ночевать будете на вокзале, в Комнате матери и ребенка.
– И там есть места?
– Есть. Когда Транссибирскую магистраль строили, Томск в стороне остался. С Транссибом нас железнодорожная ветка соединяет, однопутка. Один поезд в сутки на вокзал приходит – еще заскучать успеете.
С местами в Комнате матери и ребенка действительно не было проблем – особенно после того, как отец деликатно вручил женщине из регистратуры упаковку сливочного масла. Сейчас в этот трудно поверить, но в конце 1970-х масло в Томске было жутким дефицитом и появлялось в местных магазинах только перед большими праздниками. Расположившись в номере, который напоминал нечто среднее между спальней пионерского лагеря и больничной палатой, папа привел себя в порядок, уточнил адрес Томского манометрового завода и уснул сном странника, обретшего пристанище.
Ранним утром следующего дня он прибыл в приемную начальника отдела сбыта, готовый к борьбе за получение запчастей для манометров на сумму 2 500 рублей. Увиденное не слишком его обрадовало: в приемной томились десятки командировочных со всего бывшего СССР и всем были нужны дефицитные запчасти. Договориться или хотя бы поговорить с
