локального параметра. Это задача учета культурных традиций в практике прогностического моделирования социальных систем глобального и регионального уровней с целью определения наиболее вероятных путей развития этих систем. Ведь культурные традиции — это именно те явления, исследование которых позволяет связать в единый узел прошлое, настоящее и вероятное будущее моделируемых социальных систем.
Осуществление обеих отмеченных задач возможно при системном изучении массивов культурных традиций и переходе от констатирующего исследования групповых стереотипов разного уровня к их вероятностному анализу[18]. В этой связи возникает целый ряд проблем. Исходной среди них опять-таки оказывается круг вопросов, связанный с системными средствами выражения соотношения общих и локальных составляющих культурно-исторических процессов. Причем наибольшие исследовательские сложности связаны с рассмотрением локальной составляющей этих процессов.
Теперь остановимся на вопросе о том, какие же средства делают возможным научное исследование становления локального параметра культурно-исторического процесса.
«Генерализирующая индивидуализация» и локальные исторические типы культур.
Исследование локального параметра культурно-исторических процессов непосредственно связано с изучением их индивидуализации, т. е. с комплексной реконструкцией неповторимого опыта единиц данных процессов, зафиксированного в их культурном фонде. Проблема индивидуализации культур относится к числу методологически наименее разработанных и запутанных в общественных науках. Данной проблеме было уделено значительное внимание представителями Баденской школы неокантианства, и, прежде всего, Г. Риккертом. Но Риккерт, противопоставляя индивидуализирующий, исторический (идиографический) метод генерализирующему, естественнонаучному (номотетическому) методу, односторонне, искаженно выразил задачу индивидуализации объектов исторического исследования и практически завел ее в тупик. И в этом тупиковом направлении по существу продолжается обсуждение проблемы индивидуализации культур в западной литературе вплоть до настоящего времени.
Риккерт не учитывал того обстоятельства, что помимо «идиографической индивидуализации» объектов исторического исследования, связанной с восприятием и описанием однократных событий, фактов, критерием отбора которых выступает отнесение их к соответствующим ценностям, имеет место особый вид индивидуализации. Он базируется на обобщении этих объектов в присущих им регионально заданных пространственно-временных координатах. Мы назвали этот способ обобщения «генерализующей индивидуализацией»[19]. Очень большое значение этот вид индивидуализации приобретает при историческом и географическом исследовании такого феномена, каким является культура.
И это естественно, ибо культура в процессе выполнения своих реальных функций постоянно воспроизводится в действиях различных индивидов в пределах тех или иных групп, в которые они объединены.
Для того чтобы выполнять эти функции (которые, как мы уже знаем, состоят в том, чтобы особыми надбиологически выработанными средствами стимулировать, программировать, контролировать, координировать, физически обеспечивать и социально воспроизводить человеческую деятельность), культура должна проявляться в виде соответствующих стереотипов действия. Процессе стереотипизации культуры находят свое выражение в нормах поведения, орудиях труда, в оружии, произведениях искусства, средствах транспорта, жилищах, пище и многих других формах. Очень важно отметить, что культура в качестве повторяющегося, воспроизводящегося во множестве идентичных образцов феномена, выступает в фокусе поиска как теоретика культуры, так и в исторических и географических исследованиях, каждое из которых по-своему реконструирует те или иные проявления культурно-исторического процесса в их конкретном выражении.
Правда, историк культуры может исследовать те или иные выражения культуры (скажем, произведения искусства) не как идентичные экземпляры соответствующего массива культуры, а как некие самоценные ее факты, взятые в их неповторимой целостности. Но как же быть в тех случаях, когда нужно исследовать индивидуальную специфику не отдельных продуктов культуры, а ее общий массив, непосредственным выражением которого и выступают эти продукты, скажем, при изучении неповторимых черт культуры того или иного народа? В этих ситуациях историк вынужден идти по пути генерализации многообразных проявлений культуры, рассматривать их через призму стереотипов, характерных для той или иной этнокультурной традиции. Лишь в результате многократного сопоставления проявлений культурно-исторической практики того или иного народа и типологизации некоторых присущих ему черт в сравнении с культурно-исторической практикой других народов возможна индивидуализация культур. И это касается любых исторически данных культур. Иначе говоря, в рассматриваемых случаях индивидуализация культурно-исторических систем достигается благодаря генерализации, которую представители Баденской школы неокантианства пытались представить как антипод исторического знания. Этот вид обобщения и был назван выше «генерализирующей индивидуализацией».
Таким образом, как мы видим, проблема индивидуализации явлений культуры, которую Риккерт сделал своим коньком в попытке обосновать специфику исторического знания, не поддается однозначному решению. Фундаментальный порок концепции Г. Риккерта в этой связи состоит в том, что вне поля его зрения оказались все те виды исторического исследования, объектом которых выступают процессы развития в их массовом, повторяющемся выражении. Изучение этих процессов вовсе не должно идти путем характерного для теоретических наук (использование Г. Риккертом в данном случае слова «естественных» наук явилось источником большой путаницы) отвлечения от пространственно-временных условий и индивидуального своеобразия. Подобное генерализирующее изучение вполне может вестись, всецело отвечая основным требованиям исторического исследования.
Хотя в реальной познавательной практике исторических, а также географических наук исследовательская процедура, выраженная в генерализирующей индивидуализации, весьма распространена (достаточно вспомнить познавательную практику археологии или же этнографии), она до сих пор не получила своего логико-методологического статуса. Это, по-видимому, объясняется, прежде всего, тем, что, взятая абстрактно-логически, генерализирующая индивидуализация ничем в принципе не отличается от других видов генерализации и также обязательным образом предполагает абстрагирование от индивидуальных признаков изучаемых объектов. Например, возьмем в качестве объекта генерализирующей индивидуализации ту или иную этническую культуру. Данная познавательная задача по отношению к ней может быть выполнена лишь в том случае, если, с одной стороны, будут выделены типичные для данной этнической культуры признаки, а с другой, вне поля зрения будут оставлены все те признаки, которые отклоняются от того, что в данном случае признано этнокультурной нормой.
Специфика генерализирующей индивидуализации как качественно особого способа обобщения объектов может быть установлена не абстрактно-логически, а лишь взятая в многомерном контексте реальных познавательных ситуаций. В частности, при исследовании истории человечества процедура выделения типичной для этнической культуры модели деятельности наделяется индивидуализирующей функцией и может быть достаточно четко отграничена от тех видов обобщения, которые направлены на вскрытие родовых свойств этносоциальных организмов.
Важно при этом помнить, что понятия «рода» и «вида» объектов являются относительными и зависят от общего задаваемого. Одно дело, когда в качестве такого поля задается история культуры человечества, другое — когда им оказывается тот или иной регион культуры. Если в первом случае объектами генерализирующей индивидуализации оказываются выделяемые регионы культуры, то во втором — она будет направлена уже на характеристику соответствующих локальных вариантов этих регионов. Объектом же генерализации родовых свойств в данном случае выступят инвариантные черты общего массива культурных традиций исследуемых регионов. Представляется в этой связи целесообразным и соответствующие термины, используемые для обозначения
