Натовцы тоже не железные. Пусть и закордонники, но все больше наши, славяне. С поляками вот договорился молодняк не трогать. Артефакты им подгоняем понемногу — эксклюзива нет, но товар неплохой, "Медузы", "Выверты", "Ломти мяса". Так что пока держимся. Народ все равно через любые заслоны проходит. Некоторых ловят, но большинство все равно пробирается. Особо рисковые через Болота идут. Даже дед у нас на Кордоне появился.
— Дед? Что за Дед?
— Да он сам так себя называет. а мы не против, — Волк разлил водку по стаканам. — Третьего дня пришел. Пожилой такой дядька, лет полста ему как минимум, а все туда же. Похоже, от бабки своей ноги сделал в самую Зону. Женщины — народ тяжелый, по молодости-то всю плешь выедают, а уж под сраку лет вообще ни вздохнуть, ни пернуть свободно не дают. Вот и сбежал Дед в ЧЗО, как Лев Толстой в свое время из Ясной Поляны. Прелюбопытный тип, скажу тебе.
— И что в нем любопытного?
— По виду типичный бомж, но руки у него… Меня не обманешь, Пиндос, япятнадцать лет на заводе проработал. Руки у старика не пролетарские, как у музыканта руки, пальцы тонкие, нервные, а рукопожатие прямо железное, будто клещами твою ладонь сжимает. Оружия у него нет, и как-то не стремится он им обзавестись, что для новичка и вовсе непонятно. И держится особняком, будто есть ему что скрывать. Сила есть в нем какая-то, а вот какая, не пойму. В последний раз я такую силу в Стрелке почувствовал, когда он впервые на Кордоне появился…. Эх, не та уже Зона, не та! Все небо по ночам в осветительных ракетах, армейцы совсем страх потеряли.
— Хочу тебя спросить, Волк, — я подумал, что можно обойтись без долгих вступлений и сразу перейти к сути. — Не знаешь, кто может на Радар провести?
— На Радар? — Волк был удивлен. — А ты что там забыл?
— Надоело в песочнице вошкаться, хочу сильных ощущений.
— Плохая идея, — Волк то ли в шутку то ли всерьез погрозил мне пальцем. — Радар место скверное. Оттуда еще никто не возвращался живым, во всяком случае, я таких везунчиков не знаю.
— Никто? А Стрелок?
— Про Стрелка можно долго говорить и гадать, что в его истории правда, а что ложь. И хоть он у нас как бы легенда, но я во многое не верю. Кто его видел после того, как он ушел на Милитари? Никто. Сидорович якобы с ним связывался, когда Стрелок уже на ЧАЭС был, но можно ли старику верить? Шесть лет прошло, а про Стрелка ни слуху, ни духу. И вообще вся эта история про Выжигатель мутная. Короче, не верю я. Хочешь, попробуй Сидора разговорить, он Стрелка до сих пор с теплотой вспоминает, хотя ничего и никого окромя денег не любит.
— Так что насчет проводника?
— В Зоне сейчас четыре опытных проводника — Леня Богомолец, Гарик, Лоцман и Коля Васаби. Если не они, то никто.
— Что про Уокера скажешь?
— А что про него говорить? Все тот же, чертила. Разгуливает по Зоне со своим "Кольтом" и в джинсе, сыплет цитатами из мудрецов и умнеть не собирается. Рано или поздно его снорки запинают за такое легкомыслие.
— Про меня не спрашивал?
— Нет. — Тут Волк как-то по-особенному на меня посмотрел. — А чего это вы вдруг поссорились, Пиндос? Помнится, вы были неразлучны, как водка и закуска.
— Долго рассказывать, — я понял, что сегодня не лучший вечер для откровений и мне стоит заняться чем-нибудь другим. — Пойду к Сидору, попрошусь на помывку. После прогулки по Зоне все тело чешется.
Глава 2 (продолжение)
***
Кроме обширного выбора самых разных необходимых для полноценного сталкерства товаров заслуженный торгаш Чернобыльской Зоны отчуждения Сидорович предлагал еще одну услугу, которая, впрочем, была доступна лишь для избранных — в его бункере, в одной из задних комнат, была устроена душевая, где за определенную плату можно было помыться. Стоило это удовольствие сотню, но я был готов заплатить и больше, лишь бы смыть с себя грязь и усталость.
Соблюдение гигиены в Зоне не пустая прихоть. Уже хотя бы потому, что радиоактивную пыль надо обязательно с себя периодически смывать. Чем чаще, тем лучше. Нет, есть, конечно, сталкеры, которые месяцами не моются и белье не меняют — Бог им судья. Но мне еще на заре моей сталкерской карьеры знающие люди посоветовали хотя бы раз в неделю мыться, и не только ради того, чтобы лишних радионуклидов не набраться и "братья по крови" не заводились. Запахи в жизни Зоны имеют особую роль. Именно по запаху многие чернобыльские твари находят свою жертву. Чем меньше пахнешь, тем больше у тебя шансов удачно спрятаться от какой-нибудь агрессивной живности. Поэтому дезодоранты и туалетная вода не поощряются, равно как и курение спутников. Хорошее правило, и я ему следовал неукоснительно все проведенные в Зоне месяцы.
Сидорович встретил меня вполне по-дружески, засыпал расспросами, но я решил не распространяться о своих делах, особенно о коммерческих. Сидор ревнив, как престарелая манекенщица, если вдруг заподозрит, что ты пользуешься услугами других торговцев, сразу повысит цены. Поэтому я загнал старику "Медузу" — единственный оставшийся у меня артефакт, — получил чистое полотенце, мыло, шампунь и сто пятьдесят наличными и отправился мыться.
Душевая располагалась за складом — огромным помещением, забитым самым разнообразным товаром: ящиками с консервами, пивом и водкой, стеллажами с камуфлированным обмундированием, обувью, "горками", кожаными плащами и прорезиненными дождевиками, коробками с медикаментами, металлическими шкафами с оружием и боеприпасами, взрывчаткой и приборами и прочим барахлом, которое неведомо откуда стекалось в лавку Сидоровича и продавалось потом к сталкерам по безбожным ценам. Причем в ассортименте Сидоровича появились весьма примечательные новинки — натовские сухпайки и отличные медицинские турникеты, патроны 5.56 для западных штурмовых винтовок, цифровая камуфла, американские армейские противогазы М50 — хех, такие в открытой продаже не купишь, факт! — импортные спиртные напитки и медикаменты английского, швейцарского и немецкого производства. И это только то, что я видел. Несомненно, предприимчивый Сидор уже извлек выгоду из возросшего натовского присутствия на Периметре. Здесь же я разделся, сложил свои вещи на лавку, вошел в душевую, включил котел и с удовольствием вымылся до хруста на коже. В Зоне особенно остро начинаешь ценить маленькие радости цивилизации, вроде хорошей еды или мытья в горячей воде. И если бы не окрик Сидоровича, который решил, что я чересчур долго пользуюсь его душем, я бы пробыл в душевой еще час.
Попутно я рассмотрел себя в душевой, пытаясь
