за свою опухшую голову, саркисоида уже не было. Голос тоже исчез. Тишину нарушали лишь его собственные тихие стоны. Гронос сидел на полу, воя от непереносимой боли, обхватив руками голову и покачиваясь. И вдруг он услышал новый голос. Грубый и скрипучий, он гулко отдавался в пылающем болью мозгу:
— Ты хочешь умереть, малявка?!
В комнате никого больше не было.
— Нет! — закричал тонкий детский голосок. — Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Жи-ы-ыть!..
Преодолев оцепенение и подсознательный ужас, Гронос потянулся трясущейся рукой к тумбочке, ухватил с неё пузырёк и опрокинул его в рот. Потом, по-прежнему не вставая, достал из ящика простральный излучатель и, зажав на нём кнопку, свернулся в комок. И вещественное лекарство, и простраль практически не помогали мутанту, он знал, что всё это мёртвому припарка. Но приступ был таким сильным, что довёл Гроноса до отчаяния. Он всё ещё боялся пошевелиться. Просидел, сжавшись калачиком и дрожа, ещё пару часов. Но галлюцинации больше не возникали.
Старый флекс выбрался из бассейна и осторожно отполз от края. Вода стала совсем плохая, её давно не меняли, и ему сделалось трудно дышать жабрами — тем более что прежде он привык к проточной воде. Хотя сейчас ему даже не хотелось, чтобы воду стали менять — ведь тогда побег мог бы не состояться… Впервые за долгое время, поверив в возможность спасения, флекс захотел жить. Мембрана его излучателя полностью затянулась, и теперь он был по-настоящему этому рад.
Утро уже наступило, что было понятно по температуре воздуха, которая сделалась более комфортной. Но в темнице было необычно тихо.
— Кси? — позвал флекс, беспомощно распластав щупальца. — Ты ещё здесь?
Ему всё ещё было тяжело двигаться, и шарить ими по всей комнате, надеясь нащупать где-нибудь тело друга, он не мог, но слишком тревожился, чтобы бездействовать… Вблизи ему показалась вибрация.
— Я здесь, — послышался слабый голос саркисоида.
— Как ты функционируешь? — спросил флекс.
Луксонт не отвечал. Честный ответ должен был выйти — «неважно». Он изнывал от холода и голода, тело его ослабло. Болело практически всё. Особенно сильно — живот. Порезы как будто и не думали заживать, из них сочилась вместо крови чёрная слизь. Похоже, что его организм не справился. Условия оказались чересчур тяжёлыми, да вдобавок нагрузка, которую он на себя взвалил, поставив целью освободить флекса… Пытаясь согреться, саркисоид тщетно обхватывал тело руками — его постоянно трясло. Как же невыносимо лежать на холодном и жёстком полу… Он ощутил прикосновение мокрого щупальца и вздрогнул.
— Мне кажется… — пробормотал рядом флекс. — Похоже, что температура моего тела ниже твоей нормальной, но если сравнить… Кси, у тебя жар.
— Да, — Луксонт оценил своё состояние и тяжело вздохнул.
— Прости, что я не могу помочь… Мне так жаль… — с состраданием произнёс старик.
— Просто… не трогай меня.
Саркисоиду было трудно говорить. У него не осталось сил, чтобы утешать друга. Куда там — по-видимому, их не хватало даже на собственную регенерацию. Он старался почаще пить, подползая к бассейну, хотя это и давалось с трудом. Устроиться поближе он боялся: корабль могло тряхнуть, и тогда уже страдающего от холода саркисоида окатит жидкостью, или, что ещё хуже, он может упасть в воду.
На завтрак принесли опять ягод и орехов — единственное материальное напоминание о родной планете. Так мало… А вот предательское воображение дорисовывало всё остальное. Вот бы сейчас… хотя бы яиц прямиком из гнезда, какие строят на речном побережье юркие ящеры. Хотя бы фруктов покрупнее, какие растут на пальмах. Не говоря уже о мясе… Проклятые фантазии никак не хотели исчезать. И самое страшное — неужели же всё было зря?! Сможет ли Луксонт в таком состоянии вынести флекса из корабля? Сумеет ли плыть? Что же ждёт их обоих дальше?!
В довершение всего кошмара… в темницу вошли двое слуг и забрали Луксонта на новую пытку.
— Он плохо выглядит, — бросил один из стигмов, пристёгивая горячее тело саркисоида к креслу, которое торчало посреди странной комнаты, имевшей форму шарового сегмента. — Похоже, скоро помрёт.
Не обращая на эти слова никакого внимания, Гронос подошёл и осмотрел тело пленника. Шрамы на нём не только остались: они опухли и загноились, и конечно, никакого сканера у него до сих пор не было… только небольшой отросток.
— Как ты посмел проникнуть в мой мозг?! — вскричал злодей, схватив жертву за горло. — Отвечай!
Саркисоид только дрожал, глядя на своего мучителя из-под устало прикрытых век.
— Осмелюсь доложить, — вмешался наблюдавший эту сцену слуга, — что он не мог. Жители Саркис не обладают телепатической способностью.
— То есть, как — не мог?! — недоумённо воскликнул Гронос. — Выходит, я схожу с ума?!
Он отпустил горло Луксонта и на секунду отвернулся.
— Не обладают… Значит, этот обладает! — заключил он твёрдо. — Он специально устроил мне это видение, чтобы я его не трогал!
— Какое… видение?.. — чуть слышно переспросил саркисоид.
— Никакое, — ответил Гронос, сдержанно обернувшись на слуг.
Он закрыл глаза, и перед внутренним взором его вновь возник труп саркисоида из ночного кошмара. Ощутив внезапную боль, мутант скривился и сжал рукой голову.
— Тебе больно?.. — спросил Луксонт, заметив.
Гронос оскалился и, наклонившись вплотную к жертве, прошептал:
— Сейчас тебе будет больно.
«У него нет острых зубов, — мозг саркисоида зацепился за совершенно бесполезную деталь, пытаясь отвлечься от ожидания предстоящей пытки. — Он не хищник». Только один кривой крупный клык торчал сверху, заезжая на нижнюю губу Гроноса, причём он явно был не на своём месте. Мутация? Луксонт не успел разглядеть как следует, но ему показалось, что остальные зубы Гроноса были совершенно плоскими и сливались в одну сплошную тёрку. Даже у самого саркисоида зубы были острее.
Тем временем по приказу «травоядного» тирана весь персонал, включая его самого, покинул помещение. Луксонт остался наедине с разъедающим душу ужасом. Что-то опасное должно сейчас произойти… И вот, находящаяся прямо перед ним округлая стена начала раздвигаться. Металлические сегменты со скрежетом наезжали друг на друга. А из середины, расширяясь всё больше, проступал ярко пылающий свет. Саркисоид зажмурил свои большие глаза и наклонил книзу голову, насколько позволяли ремни. А вот уши его сразу рефлекторно развернулись в сторону непомерно интенсивного источника. Ни веки его, ни даже кожа не могла защитить от выжигающих лучей неизвестной звезды, обрушившихся на тело Луксонта. Дыхание перехватило. Всю поверхность кожи, попавшую под облучение, опалило жгучей болью, но челюсти, к счастью, сжимало спазмом — страшно представить, что стало бы со слизистой оболочкой под палящими лучами, если бы он открыл рот для крика. Слепящая бездна поглотила сознание саркисоида…
«Хайрон»
