срочно уходить.
Одинокий стигм, забредя случайно в купальню, в растерянности замер у пульта генератора атмосферы. Почесав за ухом, он торопливо удалился.
Подходя к двери комнаты с бассейном, Луксонт чуть не столкнулся с выходящим оттуда стигмом. «Не к добру это, — подумал он, успев спрятаться за выступом в стене, и внутренне посетовал: — Я не вижу потоков прострали, чувства слишком смутные… Очень неудобно, лишиться сканера». Войдя в купальню, он на некоторое время всецело сосредоточился на дыхании. Нужно было восстановить силы, в голове уже снова давило от недостатка кислорода. Потом саркисоид выстирал полотенце, которое использовал вместо повязки, и повесил его на место. И уже собираясь нырнуть, вспомнил, что изменил состав атмосферы. Если слуги Гроноса обнаружат это, то могут догадаться. Поразмыслив, он набрал в лёгкие как можно больше воздуха, быстро восстановил настройки генератора и наконец погрузился в бассейн.
Луксонт старался плыть как можно быстрее, но кислорода опять хватило впритык. Вынырнув, он как подкошенный повалился на пол. После всех этих дыхательных «упражнений» вдобавок к животу разнылись мышцы груди. Голова болела и кружилась. Хотелось лишь одного: расслабить тело и не совершать больше никаких движений. Хотелось ощутить свежесть лесного воздуха, делающего дыхание невесомо лёгким, каким оно было всегда, до того, как саркисоид попал на этот ужасный корабль. Хотелось лечь на мягкую, согревающую траву вместо холодного металла… Но это мечты. Раны беспокоили Луксонта: стенка живота сделалась как будто жёсткой и отяжелевшей, он волновался, вдруг всё-таки не сумеет восстановиться. Но спешка была оправданной: он мог не успеть спасти флекса.
Стигм в сопровождении начальника обслуживания корабля вошёл в купальню, и сразу же направился к пульту генератора.
— Ты что, цифр не различаешь? Здесь же написано: двадцать процентов, а не тридцать пять! — отчитал слугу начальник. — Знал, что вы, стигмы, глухи, но что ещё и подслеповаты…
— Странно, мне показалось… — пробормотал смущённый стигм.
Флекса принесли и положили на пол у двери. Луксонт решил сначала, что он без сознания, но потом понял, что это не так. Он просто лежал на полу, не двигаясь. Забеспокоившись, саркисоид подобрался ближе и, присев, дотронулся до него.
— Он испытывал на мне какое-то силовое поле, — сказал тогда флекс. — Оно оказалось слишком слабым. Совсем не могу пошевелиться.
На теле его были видны свежие кровоточащие раны. Когда Луксонт, подержав его в воде, принялся их зализывать, превозмогая собственную боль и слабость, флекс сказал:
— Не надо, Кси. Я всё равно уже покойник. Либо следующий приступ, либо этот маньяк добьёт меня наконец.
— Ты вернёшься домой, — с уверенностью произнёс Луксонт.
— Что?..
4. Фотоактивация
Темные стены. Полумрак. Под окном горит свеча, а за ним виден берег широкого, бескрайнего моря. В отблесках свечи сияет серое небо незнакомой планеты. Слышится вой дикого зверя. Из темноты возникает вдруг нежный женский голос:
— Рако! Рако! Рако…
Женщина повторяет это имя ласково и тихо, но оно звучит, как звон колокола, как удары клинка о тяжёлый щит. Оно зовёт, удаляется, уходит в вечность…
Гронос вскрикнул и резко вскочил на постели. Опять этот кошмар… Почти каждую ночь, одна и та же картина. Она пугает его своей неизвестностью. Но теперь появилось нечто новое. Это имя… Что оно означает? Что это за планета? Откуда этот дом? Бесконечные, бесплодные вопросы мучили Гроноса долгие годы. Год за годом он силился забыть об этом, не думать о прошлом, не замечать жизни, какой она стала. Ради «острых ощущений», способных отвлечь от страданий, он доставлял страдания другим. В их криках и стенаниях, в их сдавленных хрипах и отчаянных потугах он ловил одному ему понятный кайф. Отражение собственной боли, которую не мог себе позволить выплеснуть наружу. «Всё равно это они виноваты, — проносилось в его подсознании, и возражать сладко манящему голосу не хотелось вовсе. — Они все знают своё прошлое, знают… себя. У них есть свой дом, семья. Родина. Почему я должен страдать, а они — нет? Как могут они жить, не чувствуя постоянной боли, как я?! Это так несправедливо! Они — граждане Объединённой Галактики. Они всегда могут попросить о защите… А кто я? Кто защитит меня? Ведь у меня даже нет своего государства! Какое там. Нет даже записи в базе данных определителя существ… Нужно сделать так, чтобы они никогда не осмелились причинить мне вред, — решал он. — Нужно заставить их бояться! Я мутант? Я урод? Я страшный? Ну так бойтесь меня, неженки! Я заставлю вас пожалеть о том, что вообще родились на свет!»
Странный скрип вдруг отвлёк Гроноса от безумных измышлений. Он оглянулся. В углу спальни, как-то неестественно выделяясь из общей темноты, стоял… саркисоид. Стоял и улыбался, глядя прямо в глаза Гроносу. «Что он здесь делает? — пронеслось у него в голове. — Как он выбрался из заточения?» Почему-то у саркисоида не было больше ран на животе, и даже на макушке виднелся целёхонький сканер. Что-то не давало Гроносу наброситься и схватить его, безусловный страх сдавливал грудь. Он сидел на полу, оцепенев и сжавшись в комок. Головная боль стала для него привычной, и мутант не сразу заметил её появление. Заметил, только когда она усилилась сверх обыкновенного. В оцепенении он даже не мог поднять рук, чтобы обхватить голову, и только слегка прижмурил глаза, без того прижатые сверху огромной опухолью. Саркисоид тем временем пошевелил ушами и наклонил голову на бок. Каждое движение его отдавалось болезненной ностальгией в мозгу Гроноса.
— Рако! — послышался откуда-то женский голос.
«Голос… из сна? Что за чёрт?..» — подумал мутант, трясясь. Во рту у него пересохло, в горле застрял холодный комок. И вдруг… Саркисоид просто исчез! Лишь на мгновение. И сразу появился снова, но уже совсем по-другому. Перед глазами Гроноса предстал искалеченный труп. Он лежал на животе в месиве из крови и кишок, голова его была неестественно вывернута на бок, распахнутые глаза остекленели. Изо рта вытекала струйка запёкшейся крови.
— А-а-а!!! — закричал Гронос, силясь отодвинуться от трупа, но только вжимаясь широкой спиной в собственную кровать.
Его охватил животный, панический ужас. Голова разрывалась от непереносимой боли. «Что происходит? — проносились обрывки мыслей в воспалённом мозгу. — Какого дьявола?..» На фоне этого трупа, от которого прямо тянуло осязаемым холодом, неестественно звучал нежный и тёплый голос женщины:
— Рако? Не трогай его, Рако, ты можешь его поранить. Рако?.. Рако…
— А-а!.. — Гронос судорожно закрыл лицо и сжал голову крупными, мозолистыми руками. — Не надо! Уйди! Оставь меня в покое! А-а-а…
Когда он через минуту осмелился взглянуть, по-прежнему держась
