Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Не дрейфь, артиллерист, – отозвался Гиацинтов весело, хлопнув его по плечу. – Бог даст, прорвемся.
Балабуха недоверчиво поглядел на него.
– Как говорил наш полковник, – сказал Антон наконец, подпустив в голос изрядную толику иронии, – надо знать, куда прорываться, милостивый государь. А то можно так прорваться, что вообще проклянешь тот миг, когда туда полез.
– Ты что, уже жалеешь, что согласился на это дело? – удивился Владимир.
– Согласился! – хмыкнул здоровяк. – Ежели ты не заметил, нашего согласия никто и не спрашивал. Все уже было решено без нас.
– Да ты что, Антоша? Ведь граф Чернышёв как раз спросил, не против ли мы…
– Ну да, не против ли мы получить казенную квартиру в крепости, а если нет, почему бы нам не прокатиться в Вену, чтобы отыскать какого-то прощелыгу. Брось, Вольдемар! Не те мы фигуры, чтобы спрашивать нас, что мы хотим делать.
– Должен признаться тебе, – промолвил Владимир после небольшой паузы, – что если ты не принимаешь всерьез поручение министра, то я намерен приложить все силы, чтобы его выполнить. Это все, что я имею вам сказать, милостивый государь.
– Экий ты, Владимир Сергеевич, – проворчал Балабуха. – Ну я же тоже не собираюсь есть казенный хлеб даром. Я только одного не могу понять – почему, если наша миссия такая важная и нужная, нам дали такой дрянной экипаж? Неужели нельзя было найти чего-нибудь получше?
– Дружнее, братцы, – надсаживал глотку Степан, – налегай!
Экипаж вытащили из канавы, и офицеры подошли ближе – посмотреть, что осталось от их рыдвана. Вопреки их опасениям, он пострадал не так сильно, хотя одно стекло вылетело и два колеса из четырех подлежали замене, не говоря уже о прочих мелочах.
– Ладно, – решился Гиацинтов. – Айда на станцию!
И он с Балабухой зашагали по дороге, в то время как мужики, которым Степан посулил по алтыну, тащили за офицерами экипаж, а Васька нес вещи. Лошадей, одна из которых сильно хромала, Степан распряг и повел за собой.
На станции Владимир и Балабуха нашли грустного человека неопределенного возраста, который дремал у окошка над горшком с геранью. Когда романисты пишут: «неопределенного возраста», неопределенность эта обыкновенно простирается от 40 до 70 лет и никогда не затрагивает более молодые годы, хотя, казалось бы, и в юности можно выглядеть вполне себе неопределенно. Точности ради скажем, что смотрителю уже исполнилось 47 и что он порядком понаторел в битвах с путешественниками, которые вместо того, чтобы покойно сидеть дома и блаженствовать, распивая чаи с малиновым вареньем да почитывая толстые журналы, зачем-то куда-то ездили и бессовестно изнашивали колесами своих экипажей дороги необъятной Российской империи. По натуре смотритель был домоседом, что, впрочем, вовсе не помешало ему в молодости сбежать от жены, которая ему наскучила. Однако теперь на всех, кто путешествовал и, стало быть, задавал ему лишнюю работу, он смотрел косо, и не было в свете такой силы, которая заставила бы его дать лошадей путешественнику, который чем-либо оказался ему несимпатичен.
Не зная этих тонкостей и даже не подозревая о них, бесхитростный Гиацинтов объяснил смотрителю ситуацию и предъявил выправленную по всей форме подорожную.
– Нам нужен кузнец, – закончил Владимир, – и лошади.
Смотритель приоткрыл один глаз, шумно почесал под мышкой и вздохнул. По его внутреннему ощущению – а своему внутреннему ощущению он доверял всегда, – офицеры, несмотря на все сопроводительные бумаги, были не слишком важными персонами, и он вовсе не намеревался потакать им сверх меры.
– Кузнец Фома уехал пьянствовать на свадьбу к сестре, – печально ответил смотритель. – Завтра обещался быть, значит, появится дня этак через три.
– А лошади?
– Свободных лошадей нет, ваше благородие.
– Врешь небось, – вмешался Балабуха. – Давай почтовую книгу, борода!
– Пожалуйте, – с готовностью отвечал смотритель, придвигая к нему по столу засаленный гроссбух.
Балабуха, хмуря брови, прочитал последние записи. Помещица Осипова – 6 лошадей… Дворянка Полина Степановна (фамилия написана неразборчиво) – 3 лошади… Генерал Мелюзгин – 9…
– Вот басурман!
Одна тройка ушла с почтой.
– Значит, нет лошадей, – подытожил Гиацинтов.
Вошедший Степан значительно кашлянул в кулак.
– Там на конюшне еще одна тройка, ваше благородие, – доложил он.
Балабуха обернулся и грозно поглядел на смотрителя.
– Это курьерская, ваше благородие, – твердо отвечал тот. – Для курьера или фельдъегеря, которые на службе государевой.
– А я что, по-твоему, для своего удовольствия путешествую? – рявкнул Балабуха. Белки его глаз налились кровью.
– Полно тебе, Антон Григорьевич, – вмешался Гиацинтов. – Все равно ведь надо сначала экипаж починить… Скажите, любезнейший, кроме этого Фомы, поблизости больше нет никакого кузнеца?
Смотритель задумался. Владимир сунул два пальца в карман и извлек из него гривенник. Грустный человек бросил на блестящую монету взгляд, полный укоризны, и Гиацинтов вытащил еще один гривенник. Смотритель поднял левую бровь и стал почесывать ее со скучающим видом. Серебряные монеты со звоном упали на стол и, покрутившись, застыли на месте. Смотритель кашлянул и поглядел отсутствующим взором куда-то мимо Балабухи. Невольно тот покосился в ту же сторону, а когда через долю мгновения снова повернулся к смотрителю, на столе было пусто. Антон вытаращил глаза. Вздохнув со смиренным видом, смотритель пригладил усы, насупился и изрек:
– Вообще-то, если вам позарез нужно чинить карету, то к Фоме лучше не обращаться – пьет, зараза, как рыба. Зато рябой Ванька, который тут неподалеку…
– Ну так пошли за ним человека!
И примерно через полчаса Ванька уже был на месте и принялся за дело.
Смотритель кликнул свою жену. Она вышла и предложила офицерам откушать чем бог послал. После щей, поросенка с хреном, расстегаев и кофею путешественники почувствовали себя значительно уверенней, тем более что подавала блюда востроглазая плутовка Дуня, дочка смотрителя, которая то и дело оборачивалась на красивого Гиацинтова.
Когда импровизированный обед подошел к концу, Балабуха остался в избе, – как он уверял, его очень интересовали украшающие стены лубочные картинки. Гиацинтов же, наоборот, пошел поглядеть, как спорится дело у рябого Ваньки. Дуня, замешкавшись, хотела было последовать за Владимиром, но тут Антон окликнул ее и чрезвычайно вежливо попросил объяснить ему, какая именно битва изображена на самой большой картинке, и она осталась.
Владимир заглянул на задний двор, на котором Ванька колдовал над останками многострадального экипажа под присмотром денщика Васьки и бдительного Степана. Как сказал кучер, «еще пара часиков, ваше благородие, и можно в путь, если будут лошади».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
