la navicella del mio ingegno,
Che lascia dietro a se mar si crudele.
Пожалейте, я умоляю Вас, пожалейте же меня, ибо это горе моей прошлой жизни было очень жестоко.
Я писал это в ожидании 3-го письма – моей манны небесной. Почтальон принес мне газеты, а письма нет. О, не бойтесь, что я стану жаловаться. Сколько благословений я должен Вам за два первые...
О, добрая, добрая, добрая! Какая Вы добрая и как Ваша дружба благодетельна! Нет слова, которое не проникло бы до глубины моей души, нет фразы, которую я мысленно не повторил бы сто раз и не обдумывал бы день и ночь.
О, нет, пусть собаки не следуют за Вами по следам крови. Ваши страдания священны. Надо жить и победить. Царица, Царица, Царица!
Что касается меня, несчастного, я ненавижу лишь заключительные слова Вашего письма, хотя я их целую и восторгаюсь, ибо они все-таки лучше, чем вовсе ничего, и значит, я обожаю их.
«Ваша сердцем и умом», говорите Вы. Мне бы лучше нравилось просто «Ваша», самым неопределенным образом. Эти разграничения, как я Вам уже говорил, ложны; эти три разграничения: чувство, разум, действие. Истинно лишь существо, и существо в себе содержит эти три вида, и всегда оно их имеет в дружбе, как и в любви. Только эти три вида существа различны в дружбе и в любви.
Что же значит Ваше прощальное слово? Увы, я знаю! Для меня лучше было бы неопределенное «Ваша», «Ваша, может быть», «Ваша чуть-чуть», «Ваша в этой жизни или в будущей»...
Я Вам говорю изо всех сил души.
Ваш».
Этот маленький инцидент не испортил ничуть начинавшейся дружбы, и мало-помалу Леру сделался поверенным Жорж Санд во всех самых сложных вопросах ее жизни,[21] близким человеком в ее доме и доме ее тогдашних приятельниц – госпожи Марлиани и госпожи д’Агу, другом юного Мориса и Шопена,[22] сотрудником и многолетним товарищем Жорж Санд в ее литературных делах и начинаниях. Мало того, мы говорили уже,[23] что видя его тяжелое материальное положение, Жорж Санд в 1838 г. помышляла было даже воспитывать и усыновить его детей.
Но вот что курьезно: все историки и биографы постоянно толкуют о том, что Жорж Санд была лишь послушным орудием в руках мистически-туманного философа.[24]
Сама она в течение многих лет на разные лады тоже называет себя не иначе как его «послушной ученицей», его «эхом». И действительно, с одной стороны мы видим, что Жорж Санд безгранично преклоняется перед Леру, как перед мыслителем, принимает его устные и печатные поучения, как истинные откровения, кладет их в основание своих собственных произведений. Его мысли стали ее собственными мыслями, слились с ее личными верованиями, чувствами и стремлениями и вылились в целом ряде романов: «Спиридион», отчасти «Семь струн Лиры», «Консуэло», «Графиня Рудольштадт», «Ян Жижка», «Прокоп Великий», «Общий взгляд на Париж», «Мельник из Анжибо», «Грех Г. Антуана», «Орас», «Товарищ из артели круговых путешествий», и даже написанная под прямым влиянием исторических работ Жана Рено и Анри Мартена и под косвенным влиянием идей Леру «Жанна» – все эти романы являются как бы прямым исполнением программы Леру, как борьбой с троякими кастовыми, семейными и имущественными злоупотреблениями, так и проповедью идей вечного прогресса и «жизни человека в человечестве». Только надо подчеркнуть еще раз, что лишь потому Жорж Санд так прониклась этими идеями и явилась «послушным эхом Леру», что они вполне подходили к ее собственным вкусам, стремлениям и верованиям.
Ни одному читателю, например, никогда не приходило в голову, что «Спиридион» написан рукою не одного, а двух авторов. Между тем, это так: он написан и Жорж Санд, и Леру. Но такое двойное авторство испортило бы весь роман, если бы тон, манера и настроение не были совершенно тождественны у обоих авторов; если бы идеи Леру не пришлись вполне по душе писательнице; если бы она уже ранее не прошла бессознательно через настроения этого порядка; если бы она сама не пережила того прогрессивного развития религиозной идеи, той истории ее последовательных изменений в душе человека (а по теории Леру: и всего человечества), которая является главным содержанием «Спиридиона».
Как бы то ни было, с идейной стороны Леру является по отношению к Жорж Санд в роли старшего, наставника и учителя.
Но с другой стороны, с нравственной, корреспонденция между Леру и Жорж Санд (мы имели возможность переписать свыше 60 писем самого Леру, несколько писем его братьев и зятя и письма Жорж Санд) свидетельствует о том, что в их личных, частных отношениях роль первенствующая, роль сильного, «старшего», роль советника, утешителя и покровителя, роль благодетеля в самом прямом и точном смысле слова принадлежала Жорж Санд. Наоборот, Леру в своих письмах все жалуется: на судьбу, на людей, на обстоятельства, на непосильную работу, на безденежье и неудачи (что и понятно ввиду его вечной нужды и почти безвыходных долгов). Он постоянно спрашивает то совета, то утешения и разрешения своих сомнений, то извиняется в чем-то, и... просит, просит, просит. И наряду с этим общим тоном слабости, жалостности, с этим постоянным нытьем, в письмах Леру, написанных по большей части необыкновенно-туманным, напыщенным языком, полных запутанными сравнениями и объяснениями, надо отметить – к величайшему, вероятно, изумлению поклонников и учеников Леру, – проникающее их постоянное признание умственного и морального превосходства своей корреспондентки со стороны Леру.
А Жорж Санд то успокаивает, то советует, то утешает, то устраивает что-нибудь (например, когда основывается журнал «Revue Indépendante», то Жорж Санд делается пайщиком и одним из трех редакторов исключительно с целью дать Леру столько же возможность высказывать свои идеи, сколько средство зарабатывать хлеб насущный, и «с целью приманки публики» отдает туда свои романы). То она поручает ему найти издателя для отдельного издания одного из своих романов[25], – дабы Леру мог при этом получить известный куртаж[26]; то просто посылает ему деньги; то разрешает получить за нее весь следуемый ей гонорар; то поручается по векселям Леру; то арендует для его братьев ферму; то дает ему деньги на открытие типографии в Буссаке; то, после неудачи первого журнала, даром отдает свое новейшее произведение во вновь им основываемый журнал; то скупает и распространяет его брошюры; то хлопочет о подписчиках для журнала, и помогает, помогает, помогает на все лады. С начала и до конца их отношений Жорж Санд для Леру и его семьи является, действительно, полной того материнства, той безграничной и
