Ждать, а если на третий день Михалыч не объявится, тогда смело идти в полицию и требовать (Клавдия Васильевна так и сказала — требовать!) объявить его в розыск.
Ожидание — тяжелое бремя. Особенно, если себя занять нечем. Ивану Филипповичу занять себя как раз и не получалось. Он слонялся из угла в угол. Включил телевизор, пощелкал каналами, но все, показываемое там, либо раздражало, либо нагоняло тоску. Сел в кресло и потянулся за газетами, но буквы расплывались перед глазами, кроссворды не разгадывались. Иван Филиппович в сердцах скомкал и отбросил газету в сторону. Порывисто встал и отправился на улицу. Он вышагивал быстрым шагом из одного угла парка в другой, пока не стемнело. Все ходил и ходил. И думал — а если и правда с Михалычем что-то случилось? И ведь в этом случае вина полностью ложится на него, Ивана Филипповича. Ведь если бы не этот глупый спор, который вспыхнул с его подачи, Михалыч не отключил бы телефон. И значит, мог бы позвонить, попросить о помощи. А так…
Устав так думать, Иван Филиппович начал успокаивать себя. Ведь, если бы Михалычу вдруг стало плохо, он что, телефон бы не включил? Тут не до глупых принципов и споров, если дело касается здоровья, а может и жизни. Но Михалыч упрям, ох как упрям…
Иван Филиппович вынул из кармана телефон, проверил, нет ли непринятых звонков. У него, конечно, сигнал на телефоне громкий, но вдруг кто-то звонил, а он задумался и не услышал. Набрал еще раз на удачу телефон Михалыча, но, услышав снова «абонент не доступен», в раздражении сунул телефон в карман. И Клавдия Васильевна молчит. Ну, а что она звонить будет? Кто он, Иван Филиппович, ей? «А вот повезло же Михалычу! — подумал вдруг Иван Филиппович, — Такую женщину отхватил. Так переживает, неспроста, ох неспроста. Значит, это… Любит его? Да какая любовь в нашем возрасте?! Какая, какая… А вот такая! Что мы, пенсионеры, и полюбить уже не можем?»
Он вспомнил свою Аглаю Петровну, которая уже два месяца жила у сестры в деревне. Как слегла сестра-то, так Аглаша и уехала. Хозяйство, то, да се. Дети-то у сестры в городе, у них работа, да и не помнят, как оно за скотиной ходить, вот на Аглашины плечи все и легло. Он поначалу так обрадовался! Это же просто подарок судьбы! Никто не ворчит, указами своими не донимает, пряжу мотать не заставляет. А то сидишь, как дурак, истуканом, руки вперед вытянешь… В общем, полная свобода действий. А зачем ему эта свобода, что с ней делать? А так, поворчит старая, так хоть голос ее услышать, в ответ что-то сказать. И все не один в четырех стенах. Позвонить ей что ли? Так поздно уже, они там, в деревне с курами ложатся. Переполошится еще от звонка этого. «Завтра обязательно позвоню», — решил Иван Филиппович и направился к дому. Подумал, самое верное решение — лечь спать, а утро, как говорится, вечера мудренее.
Клавдия Васильевна, в отличие от Ивана Филипповича, знала, куда себя деть. Она на собственном опыте давным-давно поняла, что самый верный способ снять напряжение, это загрузить себя работой. Время в этом случае бежит быстрее, а ожидание не так сильно тяготит. Этот день у нее оказался самый продуктивный за последние десять лет, никогда, наверное, генеральная уборка у нее не была такой генеральной. Перестиранное белье, перемытые окна, двери, тщательно отмытые туалет и ванна. Не мудрено, что под вечер она без сил рухнула в кровать.
Михаил, сын Михалыча, тоже пребывал в суете и тихой панике. Громко паниковать он не решался, чтобы не расстраивать жену и сына. Несмотря на прогнозы, данные Клавдией Васильевной, ему было не наплевать, что там с отцом. Да, они созванивались нечасто, раз в три-пять дней. А о чем говорить? Жив-здоров батя и ладно. Тот справится тоже, как здоровье у жены, как внук учится, и хорош. С Ванькой дед и то чаще общался. Понятно, что старый, что малый…
Увидев сидящего с телефоном сына, он небрежно спросил:
— Ну, что, Вань, там дед пишет? Какими роликами вы сегодня обменялись. Сын поднял удивленные глаза.
— Ничего не пишет. До него уже дня два сообщения почему-то не доходят. Я позвонил, он не доступен.
Михаил похолодел, но не подал виду.
— А чего ты мне не сказал?
Ванька пожал плечами.
— А что, надо было? Ну, недоступен и недоступен.
И ведь совсем недавно Михаил подумал бы также. Еще вчера, не дозвонившись до отца, он и не подумал бы переживать. Ну, мало ли что — телефон разрядился, едет там, где нет связи. Но после звонка этой, как ее… Клавдии Васильевны, он вдруг начал сильно переживать. Ну, правда, не было такого, что отец долго был вне зоны действия сети. А тут… Интересно, кто эта такая, Клавдия Васильевна? Знакомая отца? Судя по ее волнению, близкая знакомая. А он и не знает. А вообще, что он знает о его жизни? Клавдия Васильевна, Клавдия Васильевна… Михаил помнил только одну Клавдию Васильевну, соседку по саду. Но в сад к бате он ездил очень редко. Когда мама была жива, они все вместе собирались там. И, кажется да, приходила и Клавдия Васильевна с мужем, С Петром… чеевичем? И не вспомнить уже…
Стараясь не волновать жену, он осторожно сообщил ей о своем отъезде. Ну не мог Михаил оставаться здесь, под жарким еще южным октябрьским небом, если непонятно, где там отец и что с ним. Ася расстроилась. Она так обрадовалась спонтанному отпуску. Раз не получилось съездить летом, то эти десять дней прямо подарок Божий. У Михаила нарисовалась командировка в Севастополь и он решил взять с собой жену и сына. Ну и что, что учебный год начался? Нагонит Ванька, ничего страшного. Зато они так хорошо проводили время. Ася с Ванькой в первой половине дня вдвоем, а после пяти к ним присоединялся Михаил. Тут, в южном городе и командировка была необременительная. И вот, все это надо бросить и уехать. Но главное — это умудриться достать билет. А вот это уже полнейшая фантастика…
Михалычу начинала нравится такая жизнь без телефона — никто не отвлекает, не раздражает. Он заметил, что спать стал лучше, и мысли в голове все больше положительные. А может просто причина в том, что он уже третий день в саду жил? Свежий воздух, отличная погода, работа в радость и приятель-соратник с
