его жизни. Важное, конечно, но не главное.
После Публичной библиотеки направился я в архив, в Центральный государственный исторический архив (ЦГИА). Расположен он в бывшем особняке Лавалей, хорошо известном многочисленным почитателям биографических подробностей жизни великого поэта. Когда-то это было роскошное здание, а в нем — один из лучших салонов Петербурга. В прекрасно убранных залах собирался подлинный цвет русской культуры. Карамзин здесь читал «Историю государства Российского», Пушкин — стихи и «Бориса Годунова». Жуковский, Вяземский... Что сегодня толку в перечислениях. С тех пор дом обветшал. В роскошные некогда сени вы входите по разбитым ступеням мимо грустных гранитных львов, словно навеки уснувших у входа. Великолепный некогда камин, облицованный мрамором, заколочен железным листом, и возле него стоит железнодорожная скамья довоенного образца. Убогое впечатление. Но дело даже не в том, что разбит мраморный пол, по которому, согласно преданиям, вышагивал еще Нерон, что растащены римские статуи и полотна старых мастеров, а залы перегорожены «вечным материалом» — фанерой. Удручает общее впечатление неухоженности, заброшенности. Мне доводилось бывать в культурных учреждениях подобного типа в разных странах. Не скажу, что за кордоном архивы — как у нас НИИ космонавтики. Но такого убожества нет нигде!
В наших советских архивах работают люди разные. Мне, как полагается говорить ныне, повезло. Я встретил прекрасных специалистов и отзывчивых работников. Иначе, не имея опыта архивной работы, я бы не разобрался даже в самом принципе хранения документов и уж конечно не получил бы сопутствующие папки, о существовании которых и не подозревал. А тут мне помогли, и скоро на стол передо мною легло «Дело о дворянстве рода Соймоновых». Прекрасный набор документов. Я надолго погрузился в разбор писарских почерков позапрошлого столетия. Из поколенной росписи, составленной со слов Федора Ивановича Соймонова, ясно, что род сей ведет свое начало от некоего Ивана Осиповича, жившего примерно во второй половине XV века. Других сведений о родоначальнике нет, а сама поколенная роспись имеет вид такой:
Иван Осипович
————
старший сын Юрья (Ерья)
старший сын: Степан, за ним: Осип, Беклемиш, Молчан, Михайла,
————
Истома
старший сын: Ларион-Мурза, за ним: Иван
————
младший сын — Андрей
сын: Афанасий
————
старший сын — Иван Большой, за ним: Иван Меньшой, Борис
старший сын — Федор, за ним: Александр, Дмитрий, Алексей
старший сын — Михайла, за ним: Юрья, Афанасий
Читаться же она должна так: у Ивана Осипова — два сына: старший Ерья, или Юрья (Юрий, Георгий), имя младшего неизвестно. У Ерьи Ивановича — шестеро сыновей: Степан, Осип, Беклемиш, Молчан, Михайла, Истома. Старший Степан, известно, «верстан окладом», то есть служил на царской службе. У него — двое сыновей: Ларион, по прозвищу Мурза, и Иван, оба за цареву службу жалованы Иваном Третьим Васильевичем (1463) поместьями. У младшего сына, Ивана Степановича, было трое сыновей. Ветвь Федора Ивановича Соймонова происходит от младшего — Андрея Ивановича, у которого был только один сын Афанасий, записанный в стольники. «...Афонасий, — говорится в «Объяснении о послугах персон рода Соймоновых», — был по государеву указу великаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всея великия и малыя и белыя россии самодержца в серпухове воеводою в 171‑м и во 2‑м годех (то есть в 1662 и 1663 годах. — А. Т.) ... Еще он же был по указу великаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всея великия и малыя и белыя россии самодержца в цывильску воеводою в 181‑м и во втором годех (то есть в 1672 и 1673 годах) и то ведомо в розряде в казанском дворце».
Цивильск, ныне — районный центр Чувашии, в 1672 году был дотла разорен и сожжен войсками Степана Разина. Так что назначение туда Афанасия Соймонова воеводою вряд ли стоит считать актом особой милости государевой и постановкой на «кормление». Скорее, это назначение могло обозначать деловитость и умение управлять, а также честность соймоновского предка. Поскольку корыстоваться там было нечем, надобно было прежде всего восстановить разоренное хозяйство края.
Старший сын Афанасия — Иван — также записан стольником. Он служил вместе с отцом воеводским товарищем в городах Козлове и Белгороде, прижив с женою Авдотьей, сестрой князя Данилы Вяземского, четверых сыновей. Старшим и был Федор — наш герой.
3
Прибавление. ВОЕВОДЫ
Названия «воеводы» и «воеводские товарищи» довольно часто встречаются в исторических источниках, но, как правило, не поясняются. В истории вообще многие термины не объясняются. Существует даже мнение, что у природно русского человека эти знания должны быть заложены в крови, так сказать, на генетическом уровне. И что дополнительные разъяснения лишь оскорбляют национальное чувство. Позавидуем, читатель, вместе такой «генетике», если только в ее основе не лежит святая великорусская лень, и попробуем разобраться...
Слово «воевода» действительно старорусское, может быть даже славянско-племенное, происходящее от термина «воеводить» — боеводить, предводительствовать по случаю боя, войны. Однако нас должны интересовать воеводы гражданские. И тут некоторые историки считают, что повсеместное введение воевод в аппарат гражданской власти относится к началу XVII века. Тогда Смутное время потребовало в городах объединить военную власть с гражданской и связать прочно с Москвой. В обязанности воевод входил набор войска, распределение службы между дворянами и просто служилыми людьми, раздача им денежного и «хлебного» жалованья. Они обязаны были радеть о поимке воров и разбойников, преследовать беглых, принимать меры против пожаров, эпидемий, запрещать азартные игры и «соблазнительные зрелища», а также не допускать корчемства, то есть продажи или провоза табаку и вина, торговля которыми велась от казны или по откупу. Воеводам вменялось в обязанности следить, чтобы горожане исправно посещали церкви своих приходов и своевременно говели, а попы достойно отправляли свои обязанности... Это без мелочей, но и то достаточно. Синекурой такую службу не назовешь, особенно если учесть, что за исполнение всего перечисленного воевода отвечал головой. Однако воеводство считалось «службой корыстною», то есть выгодною: «воеводою быть — без меду не жить!» Все дело заключалось в традициях «кормления», то есть содержания должностных лиц за счет местного населения. Отменено оно было еще в 1555 году при царе Иоанне Четвертом Грозном, но жить и действовать продолжало, увы! Бедность казны заставляла смотреть на мздоимство сквозь пальцы. Единственным действенным средством борьбы с сей привычкой являлась краткосрочность воеводской службы на одном месте — обычно год, редко — два, а уж три лишь
