– Прекрасна, - согласился Трокмортон, опуская глаза. Эллери так сильно вцепился в рукав старомодного черного сюртука Трокмортона, что, казалось, его пальцы вот-вот разорвут плотное сукно. Нет, Трокмортон не осуждал брата за такую фамильярность. Ведь если Эллери отличался красотой, то Трокмортон - умением тонко понимать чужие чувства. Он знал, что сейчас происходит в душе брата.
И Трокмортон решил, что не стоит оставлять Эллери в неведении и пора сказать ему, кто эта прелестная девушка, которую тот до сих пор не узнал.
– Селеста рассказала мне, что служила в Париже, в семье посла.
– Что? Работала? В Париже? - Эллери наморщил лоб, мучительно пытаясь совместить слово «работа» с прелестной незнакомкой, стоящей перед ним. - Селеста…
Она охотно подхватила слова Трокмортона и добавила:
– Представьте, Эллери, все именно так и было.
Париж! Целых три года в Париже. Бульвары, музыка, кафе, танцы…
– Нет, не представляю, - откликнулся Эллери, продолжая напряженно всматриваться в лицо Селесты и мучительно соображая, кто же, в конце концов, эта загадочная незнакомка.
– Вы бывали в Париже? - спросила его Селеста.
– В Париже? Только проездом, - ответил Эллери, опуская уголки губ. - Прекрасный город, может быть, даже слишком прекрасный.
Что касается Трокмортона, то он не поставил бы Париж и рядом с Кашмиром, но в его правилах было никогда и ни с кем не вспоминать годы, проведенные им в Индии. Ведь никто - ив первую очередь Эллери - не смог бы понять очарование восточного города, окруженного высокими синими горами, запруженного загадочными индусами в белых одеждах. И никто не знал о том, что Трокмортон несколько лет провел с кочевниками, путешествуя вместе с ними и вместе с ними сражаясь за их права, стремясь принести мир стране, для которой слово «мир» осталось лишь понятием, живущим в древних легендах.
Обо всем этом знал лишь один Стэнхоуп, но ведь он провел эти годы бок о бок с Трокмортоном. Связь между ними была крепкой, хотя и не такой, как между братьями. Это было не кровное родство, но родство братьев по оружию. Правда, после возвращения в Англию Стэнхоуп резко изменился. Стал нервным, замкнутым. Быть может, пора его поменять? Впрочем, сейчас не время думать о секретаре, который не справляется со своими обязанностями. Кто бы помог самому Трокмортону справиться с его проблемами!
И Трокмортон сказал, с трудом отрываясь от охвативших его воспоминаний:
– Я останавливался в Париже на несколько месяцев, когда возвращался в Англию. Прекрасный город, но жить в нем я не хотел бы.
– А я люблю этот город, - мечтательно улыбнулась Селеста.
– Вам легче, вы знаете французский.
– От матери, - кивнула она.
– Ваша мать была француженкой? - удивленно спросил Эллери.
– Очаровательная женщина, - заметил Трокмортон. - Странно, что ты не помнишь ее, Эллери.
Селеста с благодарностью посмотрела на Трокмортона.
Дочь унаследовала от матери все ее обаяние. У покойной миссис Милфорд всегда не было отбоя от воздыхателей, и не только среди слуг, но и среди почтенных джентльменов, навещавших Блайд-холл. Впрочем, она была верной женой, и все усилия ее поклонников оказались напрасными.
Интересно, унаследовала ли Селеста от матери ее целомудрие, а от отца - неутомимую страсть к работе? Или она выросла взбалмошной кокеткой, на уме у которой одни лишь балы и развлечения? Желая проверить ее, Трокмортон сказал:
– В Париже великолепные музеи. Других таких нет ни в одной европейской столице.
– Вы бывали в Лувре? - оживилась Селеста. - Знаете, все почему-то без ума от Моны Лизы, но мне всегда больше нравились египетские древности. И еще греческие статуи. Помните статуи?
Нет, с головой у Селесты все было в порядке, но Трокмортон не знал, радоваться ли тому, что у его дочерей будет умная гувернантка, или печалиться о дальнейшей судьбе младшего брата.
– Я хорошо помню эти статуи, - ответил Трокмортон. - Полагаю, вы не одна ходили по музеям?
– Когда как, иногда и в одиночестве.
– А кем были ваши спутники? - спросил Эллери.
– Наверное, у вас было не слишком много свободного времени, чтобы любоваться греческими статуями, - продолжил Трокмортон, игнорируя реплику брата. - Вы были заняты учебой…
Она обернулась к Трокмортону, не выпуская, впрочем, руки Эллери из своих пальцев.
– Отчего же. У меня было достаточно свободного времени, чтобы вести светскую жизнь. Должна сказать, что в Париже это легче, чем в Лондоне, там другие нравы, и люди из высшего общества не замыкаются в своем узком кругу. У меня в Париже было много знакомых, ведь мсье и мадам, у которых я служила, приглашали меня на все свои приемы. Там я познакомилась с мсье Делакруа, художником, и с мсье Шарко, врачом, который лечит своих пациентов гипнозом, и, конечно, с моим милым графом де Росселином.
Эллери напрягся, словно фокстерьер, почуявший крысу, и неприязненно спросил:
– Кто он такой, этот граф де Розенбуд?
– Росселин, - с улыбкой поправила его Селеста. - О, это джентльмен старой закваски - добрый, щедрый, умный. Я очень многому научилась от него - наслаждаться жизнью, хорошо одеваться, готовить и… уметь посмеяться над собой.
– Я его ненавижу, - мрачно процедил Эллери.
– Графу восемьдесят шесть лет, - заметила Селеста.
Эллери запрокинул голову и громко расхохотался.
– Плутовка! - облегченно сказал он.
«Что ж, пришла пора немного остудить твою голову, братец», - подумал Трокмортон.
– Согласен, Эллери, - небрежно заметил он. - Я подумал то же самое. Наша маленькая мисс Милфорд всегда была плутовкой, такой она осталась и поныне.
– Мисс… Милфорд, - напряженно нахмурился Эллери.
Селеста терпеливо ожидала, когда же в голове Эллери все прояснится и встанет на место, но не дождалась. Тогда она остановила пожилого лакея, проходившего мимо них с подносом в руках, взяла у него бокал шампанского, ягоду клубники и сказала:
– Эрни, как я рада вновь увидеть вас.
Слуга покраснел и нервно покосился на братьев.
– Я тоже рад видеть вас, мисс Селеста. Вы прекрасно выглядите, просто прекрасно.
– Сегодняшний вечер я проведу с отцом, - сказала Селеста, - но завтра утром первым делом отправлюсь на кухню, чтобы повидать всех вас: Эстер, и Арвида, и Брюнеллу… Скажите, фрау Вейланд у нас по-прежнему отвечает за торты и пирожные?
– По-прежнему, - усмехнулся Эрни. - Крутится как белка в колесе.
– Как ни хорошо было в Лондоне и Париже, а дома все же лучше, - сказала Селеста.
Только теперь в голове Эллери все встало на свои места, и он возбужденно воскликнул;
