— Ты так-то уж не возбуждайся, — посоветовала она. — Я слишком устала, чтобы заниматься чем-то кроме сна. Как и ты.
— Что заставляет тебя так думать?
— Ты не спал тридцать семь часов. Глаза у тебя стеклянные и налитые кровью. Пока мы разговариваем, ты теряешь мозговую ткань. Я знаю признаки. Я врач.
— Только-только.
— Ты задремал, пока тебе готовили яичницу. Это первый признак упадка сил. Его проходят на первом курсе медицинской школы.
— Я могу собраться, — запротестовал Пенн. — У меня может открыться второе дыхание.
— Тебе нужно поспать, — настаивала Рози. — Вначале спим. А потом посмотрим.
Пенну подумалось, что «потом посмотрим» похоже на хорошее начало. И согласился на эти условия. Ему не удалось припомнить, когда его первый набег на постель женщины, за которой он ухаживал, совершался ради сна, но был готов попробовать. Ее постельное белье пестрело картинками бассет-хаундов и отличалось той мягкостью, которая получается не от определенного числа нитей на миллиметр, а оттого, что стираешь его, и снова стираешь, и снова. Это было самое любимое белье. В окружении этих собак, как раз когда его глаза закрывались, она попросила:
— Расскажи свою историю.
— Какую?
— Историю про комнату ожидания.
— Ты только что прожила ее в реальности.
— Так я же не ждала, — пояснила она. — Я была по другую сторону.
Держать глаза открытыми было невозможно, но он подумал, что это и не нужно.
— Как насчет сказки на ночь?
— Сказка на ночь — это было бы прекрасно, — отозвалась она.
— Когда-то давным-давно…
— Не самый оригинальный зачин.
— Жил-был принц…
— Разве начинать полагается не с принцессы?
— По имени Грюмвальд…
— Грюмвальд?
— Который жил в дальней-предальней стране, где быть принцем было, ну, скажем, не самым благодарным занятием. И не самым впечатляющим. Его не избирали. Он не заслужил эту должность благими деяниями или сообразительностью, умелым решением проблем или упорным трудом. Он был принцем по той самой причине, по которой принцы чаще всего бывают принцами. Потому что их отцы — короли, а матери — королевы. И да, у него было собственное крыло в замке с такой забавной линией крыши, которая напоминала больные зубы…
— Зубчатой.
— И да, у него были мантии, и короны, и эти палки с шарами на конце…
— Скипетры. Боже, Пенн, я-то думала, ты мастер слова!
— Я устал.
— А для чего они вообще, эти штуки?
— Вот и Грюмвальд задавался этим вопросом. Какой во всем этом смысл? Правда, в коридоре прямо возле спальни стоял полный рыцарский доспех. Но в остальном он был вполне обычным парнем. Сам мыл свой туалет и ванную. Не видел никакого практического смысла в шарах на палках. А от короны у него болела голова.
— Краниальная невралгия из-за постоянной стимуляции кожных нервов.
— И ему казалось, что его друзья с их обыкновенными жизнями, у которых была летняя подработка, чьи крыши были плоскими или хотя бы похожими на крыши, были намного счастливее.
— Как он познакомился с этими друзьями с обыкновенными жизнями и крышами?
— В школе, — ответил Пенн.
— Он что, ходил в обычную школу?
— Его родители…
— Король и королева.
— …были прогрессистами, которые считали, что ни деньги, ни классовая принадлежность, ни королевский статус не означают, что один ребенок заслуживает хорошего образования, а другой нет. Они сознавали, что мир был бы лучше, если бы все дети обладали знаниями, интеллектом, навыками решения задач и критического мышления и имели справедливый шанс найти хорошую профессию, которая поддерживала бы их как финансово, так и духовно.
— Просвещенные.
— Да. Но Грюмвальду, не предвидевшему впереди карьеру, чтобы к ней готовиться, которому не предстоял отъезд в колледж, который думал, что вряд ли его родители, сколь угодно либеральные, сойдут с ума от счастья, узнав, что он встречается с крестьянкой, какой бы сверхталантливой она ни была, приходилось нелегко. Ему было позволено заниматься спортом, но он не мог, ведь никто не желал играть против принца инсайд-питчингом, пытаться обойти его или блокировать удары. Школьные балы, которые приводили в такой восторг его друзей возможностью покрасоваться в нарядах, нанять лимузин и полакомиться шикарными блюдами, были для бедняги Грюма просто обычными вторничными вечерами. Вручение аттестатов он вообще пропустил, потому что его мутило при мысли еще об одном моменте «помпы и размаха» в жизни, где, собственно, мало чего было, кроме таких моментов. Его мир, пусть и прекрасный, окутанный слоями пурпурной дымки, согретый солнцем, сиявшим, казалось, только для него, пахнувший лесом, обещанием приключений, возможностью волшебства, однако, оказался совсем-совсем маленьким. Образование должно было лишь показать ему, что есть на этом свете, а не дать реальные возможности.
— Но птички же были его друзьями? — сонно, с надеждой в голосе спросила Рози. — Он вел долгие серьезные полуночные беседы с мышами, которые были его наперсниками?
— Это сказка, Рози. Настоящая, а не диснеевская. Мыши не умеют говорить. Птицы же, казалось, насмехались над ним, поскольку были намного свободнее, чем он. Конечно, принц подружился с ребятами в школе — он, разумеется, был президентом ученического самоуправления и таким образом познакомился со многими. Плюс команда «Матлетов»… но не было никого, кто по-настоящему понимал бы его. Пока он не заглянул внутрь рыцарского доспеха.
— Какого такого доспеха?
— Того, что стоял в коридоре у его спальни.
— А ты разве мне о нем уже говорил?
— Говорил. Будь внимательнее.
— Я была внимательна. Я засыпала, потому что ты сказал, что это сказка на ночь. Знай я, что она волшебная и со скрытой информацией, я бы усерднее старалась держать глаза открытыми.
— Это не была скрытая информация. Я говорил: кровля, похожая на зубы, палки с шарами на конце, доспех в коридоре, уборка в собственном санузле. Вся история тут как тут. Это все, что тебе нужно знать.
— А что было в доспехе? — Она подложила сложенные ладони под щеку, как маленькая девочка, засыпающая на поздравительной открытке, сонно ему улыбаясь и пытаясь — безуспешно — держать глаза открытыми.
Пенн протянул руку и погладил ее по волосам, по лбу.
— Остальную часть сказки расскажу утром.
— Это просто уловка, чтобы удержать меня здесь?
— Ты здесь живешь.
— Как Шахерезада?
— А Шахерезада живет здесь?
— Не забудь, на чем остановился, — пробормотала Рози прямо перед тем, как провалиться в сон. — Когда проснемся, хочу продолжения прямо с того места, где закончили.
