ушел в глубь кухни, откуда вернулся с ужином — апельсиновым соком и тарелкой с нарезанными яблоком и огурцом. Со всем этим угощением мы отправились на крышу.
Бывают ситуации, когда попадаешь в настолько необычную обстановку, что вдруг ясно ощущаешь себя в пространстве. Так было и в этот раз: я стояла на крыше, над всей этой туристической толкотней — и совершенно одна в тот момент, — стояла и любовалась ночной площадью. Глухая подсветка скрывала обезображенный катастрофой облик, показав мне картинку, не менявшуюся столетиями. Ту самую, которая и пригласила меня в Непал. Я видела стены, хранившие жар приключений и интриг истории, и была ее частью.
— Вот здесь раньше был двор, — показывал Рикеш, — старики собирались там вечерами и сплетничали. А вон та развалина — бывший бассейн со святой водой. Женщины приходили туда постирать одежду, дети часто играли у воды. А теперь все это разрушено…
— Рикеш! — перебил его девичий голос снизу.
Он спустился, но через минуту вернулся в компании девочки и пожилого мужчины. Дружелюбно и с интересом они смотрели на нас.
— Это папа и сестра, — пояснил Рикеш.
— Райса. — Девочка протянула руку.
— Добро пожаловать! — на ломаном английском приветствовал папа. — Как вам Непал?
Когда мы уходили, нас долго уговаривали остаться — на ночь или хотя бы на ужин. Но нужно было возвращаться, и мы пообещали обязательно заглянуть в гости, когда вернемся в Катманду. Рикеш проводил нас до дороги, наставляя по бытовым вопросам, поймал такси и попрощался. Обниматься здесь не принято, поэтому мы просто помахали ему из машины — человеку, которого знали всего несколько часов, но кого без сомнения назвали бы своим другом.
2.3. Кто и зачем приезжает в Непал
Музыка (кажется, это был Canned Heat), дым сигарет в ночи и кое-чего еще. Я сижу на веранде с итальянцем Лю кой, Фредом из Германии, непальцем Ашимом и Кенни, уэльсцем в годах. По кругу гуляет трубка мира. Вокруг сидят и другие люди человек пятнадцать в одной маленькой комнате хостела. Все пьют, болтают и смеются.
— Вот никто же не задумывается над тем, — вьет Ашим своим интеллигентным выговором, — что само это слово — «намаете» — означает, дословный перевод, «я приветствую в тебе бога». Мы приветствуем бога в других людях каждый день, создаем его и молимся ему, но своего собственного божественного происхождения не ощущаем. И это одна из самых больших ошибок человека — мы всегда возлагаем ответственность выбора и неудачи на кого-то другого. В индуизме вообще это понятие отсутствует, ведь там все, что с тобой ни происходит, списывают на карму. Ты, уж извини, беден, несчастен и одинок, потому что напортачил в прошлой жизни. Поэтому в этой не жалуйся, постарайся принять и жить праведно, — улыбается Ашим. Говорит он с заразительным увлечением, но в движениях очень сдержан. Несмотря на свою темную кожу, он выглядит рафинированным аристократом — этакий восточный принц с идеальной осанкой и безупречным английским.
— Bullshit[17], ― выплевывает Кенни, — карма, реинкарнация. Как можно столетия прогресса развития наук и медицины втоптать в дерьмо и культивировать эту схоластику? Индуизм — просто красивая сказка, практически обо всем на свете, и чем она действительно мне нравится, так это своим юмористическим лейтмотивом. Одна история с Ганешей чего стоит.
Если вы когда-нибудь слушали «Гарри Поттера» в исполнении Стивена Фрая, вам несложно будет представить то, как разговаривал Кенни, — этот гипнотический британский выговор, который придает каждой фразе особую мудрость, значимость и иронию. Казалось, Кенни упивается даже не тем, что он произносит, а как, и именно поэтому, какие бы грубости он ни говорил, слушать его было одним наслаждением.
— Да, — смеется Ашим, — все знают эту историю? Потрясающая легенда! Как-то жена Шивы, Парвати, решила принять ванну и поставила сына Ганешу у дверей, строго наказав не пускать никого внутрь. Конечно же, как всегда и бывает, Шива в это время разыскивал Парвати, голодный во всех отношениях. Он попытался пройти внутрь, но Ганеша преградил ему путь. И вот представьте этот всемогущий бог был до того зол от такой дерзости, что просто взял и оторвал Ганеше голову собственному ребенку, маленькому мальчику!
— И вот главное, все упускают тот момент, что в это время чувствовала Парвати, — вставляет Кенни. — «Эй, придурок, ты что наделал? Ты убил нашего чертовою ребенка! Нашу плоть и кровь! Ну-ка, иди и почини все как было!» Она была еще больше разгневана, чем Шива, я уверен.
— И вот озадаченный Шива, — продолжает Ашим, — отправляется на поиски новой головы. И только вообразите — этот сильнейший бог всей Земли, разрушительное начало, не смог придумать ничего лучше, чем взять голову первого попавшегося существа — маленького слоненка. Это насколько же ему было все равно! «Ну, голова вроде подходит по размеру. Подумаешь, слон. Возраст совпадает…» Нет, он был точно укурен!
— Ну, подожди, — перебивает Кенни, — в официальной версии сказано, что Шива мог взять только голову умирающего существа, а так как все мы медленно умираем, он забрал голову первого повстречавшегося ему животного, и это был слоненок.
— Вот это то, что ты любишь делать, — смеется Ашим, — выставляешь меня пустословом. В любом случае, Шива — не плохой парень и не хороший. Он парень важный.
— Вот это, кстати, интересная тема. Нас пугает смерть, мы расстроимся, если увидим на улице умирающего человека. Так почему же мы не думаем о том, что сами умираем все это время — с каждой секундой, с каждым вздохом? Ведь это так важно помнить о смерти — иначе как наслаждаться жизнью? — Кенни выпускает дым колечками.
— Кстати, это как раз то, что утверждает индуизм. На первый взгляд сплошной хаос, но стабильность в центре. А по краям противоположное. Индуисты почитают хаос, потому что без него не было бы и равновесия. Как без черного — белого, без ночи — дня, а без смерти — жизни. Как понять, что ты хороший парень, если никогда не попадал в плохую ситуацию? — Ашим задумывается. — Ведь это, по сути, то, что утверждает каждая религия, две константы любого существования — жизнь и смерть, начало и конец. Правила везде разные, а вот это неизменно. Ну вот смотрите, в тримурти Брахма — созидательное начало, бог творения, символ жизни и материи. Вишну поддерживает баланс между разрушением и творением, он есть энергия. А вот Шива — бог разрушения. Он олицетворяет время. Ведь только Шива придает конец началу, чтобы снова возродить его, уничтожить и создать заново. Это, в
