появилось три седых волоса. Ушедшая юность его не волновала при Риме, остатки молодости не беспокоили во время междуцарствия и беспорядка. Когда приходит весна, думаешь лишь о размытых дорогах.
Девять лет.
Ровно столько они с Утером живут на стене Адриана, опять в приграничье, опять будто бы в позабытом Риме, который никуда не ушел — но это иллюзия. Несколько десятков солдат-оборванцев, разграбленная оружейная, пустые амбары — ради этого брат сюда рвался. У Амброзия же отныне выбора не было. Это было ново — по первости многое стало в новинку — и обрубленная рука, и то, что теперь ему приходится слушаться брата.
Амброзий поправил кожаный наруч на правой культе. Болото затянуло его безвозвратно, и не было ничего паршивей холодной весны.
Он как мог запахнул теплый плащ на меху. Левая рука за эти годы сослужила ему добрую службу, последние три года слово "калека" не звучало на улицах. Последние два — в его голове.
— Доложи моему брату, что по дороге видны три повозки.
Солдат лениво кивнул.
Форт Банна был единственным уцелевшим на старой стене, но и от него осталось немногое. Когда он и Утер впервые пришли сюда, здесь заправлял некто Авл Тиберий, оказавшийся на поверку Гахарисом-бриттом, прирезавшим своего господина и надевшим его дорогую броню. Бывшая армия форта разбрелась по окрестным селеньям, пара десятков осталась в казармах, но службой здесь и не пахло. Зернохранилище было разграблено и перестроено под медовый зал, в него же в холодные дни загоняли стоять пару-тройку тощих коров. В тот день даже Утер признал, что не знает, где смердит больше — в углу со скотом или в углу с беспробудными пьяницами. Лестью и ложью брат убедил бездарного бритта взять их с Амброзием на постой — он хороший воин, говорил Утер, и отработает проживание и еду. Месяц, скрывая презрение, он слушался нового командира, ждал пока слабость покинет тело Амброзия, рассылал шпионов по деревням за осколками бывшего легиона, а потом одним серым утром в форте не стало ни Гахариса, ни тех, кого тот приблизил к себе. Утер объявил себя главой Банна, а его, Амброзия, своим главным советником — бывший гарнизон, которого вновь допустили к кормушке был вовсе не против. Утер не был умным, но оказался хитрым, как зверь, и теперь Амброзий всецело зависел от брата. В крошечном осколке прежнего Рима Утер был владыкой и господином, ему же оставалось примерять на себя роль глашатая. Возможно, это шло на пользу земле. Возможно, эти четыре-пять небольших деревушек, разбросанных возле Стены, действительно вздохнули спокойней, когда бывшего командира сместили. Все может быть. Но Амброзий «Полу-бритт» ненавидел Адрианову стену.
— Господин велел открывать ворота! — запыхавшийся солдат возвратился назад.
— Тогда что вы не открываете, у вас есть приказ! — рявкнул Амброзий в ответ.
Солдат, прихрамывая, помчался назад. Центурион почувствовал мрачную радость — за последние четыре года его научились слушаться. Он потерял руку, надежды, самоуважение, молодость — но не это. «Я заправляю здесь всем, — говорил ему Утер. — Последнее слово за мной, но твоя работа — следить, чтобы все было гладко. Ты у нас умник, вот и потрудись умом, раз больше ничем не способен.» Наедине брат говорил без уверток и прямо. Амброзий не держал на него зла за эти слова. Даром, что хоть как-то научился держать оружие в левой руке. Паршиво, но научился.
Три крупные повозки въехали во внутренний двор. Амброзий поправил короткий меч — его теперь приходилось носить на правом боку — и поспешил к воротам. Поставка провизии запоздала на три недели, счастье, что она объявилась сейчас — утром Утер обмолвился, что надо будет послать в деревни отряд.
— Господин Амброзий.
Крупный бритт почтительно ему поклонился. Его спутники с опущенными головами держались поодаль. Повозки накрывала грязная ткань, под ней смутно угадывалось несколько бочек и коробов. Амброзий облегчённо вздохнул. Хоть что-то в Банне идёт по плану. Выпивка и еда.
— Ты задержался, Гилдас, — ответил он бритту. — Три недели. Вам повезло, что вы отвечаете не перед Утером, а передо мной. В следующий раз за каждую неделю просрочки ты будешь отдавать нам лишний мешок зерна.
— Мы все просим прощения у господина.
Бритт отводил глаза, на его щеке билась мелкая жилка.
— Пускай господин Амброзий прикажет отпереть двери амбара. Мы с людьми подъедем туда и разгрузим телеги.
Амброзий хотел уже кивнуть и отдать солдатам приказ, но отчего-то медлил. Что-то в этом запоздалом приезде казалось ему странным и подозрительным. Он подошёл к одной из телег. Резким рывком сорвал с нее грязное покрывало.
Под ним оказалось шесть бочек, две корзины и четыре объемных короба. Во второй и третьей телеге все было так же, как и условились.
— Тебя что-то смущает, господин?
Амброзий пристально смотрел на бочки и краем глаза видел, что даже его солдаты начали перешептываться.
— Мы открыли амбар! — выкрикнули из-за угла. — Пусть завозят!
Гилдас опять почтительно поклонился и потянул запряженного коня за узду. Амброзий выхватил поводья из руки бритта. Шепот стал еще громче, где-то вдали раздались смешки. Пусть смеются. У него нет правой руки — лучше, чем жизнь, уже никто не пошутит, лучше он будет причиной смеха для пары солдат, чем один раз не доглядит. А шутники… с ними поговорит его брат.
— Кажется, я не давал разрешения ехать, — крикнул он вслед. Спутники Гилдаса напряглись и расправили плечи.
— Успокойся, господин… — подал голос один из них. — Ты с братом избавил нас от прошлых бандитов, это верно. Но мы не заслужили обиды.
— Я сам решу, кто здесь и что заслужил.
Девять лет назад, возможно, он бы так не сказал. Но без руки характер может сильно испортиться. Лучше быть собакой, которая лает, но не кусает.
— Скажите спасибо, что отговорил брата посылать к вам войска.
Амброзий ударом здоровой руки сшиб крышку с ближайшей бочки. Затем со второй. Под первой оказался ячмень. Под другой — перемешанная с солью озерная рыба.
— Все, как договаривались, — Гилдас встал рядом с центурионом. — Долго ещё Рим будет нас оскорблять?
— Сколько придется.
Тот поджал губы и махнул своим людям.
— Ведите коней. Все в порядке.
Те вновь потянули за вожжи. Амброзий запустил руку в бочку с рыбой. Липкая и острая чешуя оцарапала кожу, в воздухе сразу запахло тиной и стоячей водой.
— Передайте своему командиру, — услышал он за спиной голос Гилдаса, — что его брат слегка тронулся головой.
«Вот оно!» Рука сжала что-то твердое и холодное, совсем неживое.
— Пусть я тронулся головой, бритт, — Амброзий достал из бочки с рыбой здоровенный булыжник
