Как и прощаясь перед отъездом, Федор преклонил колено перед Ванинкой. Однако надменной девушке хватило секунды, чтобы поглубже спрятать в сердце свои чувства. Вспыхнувший, словно пламя, румянец мгновенно схлынул с ее лица. Она снова стала белоснежной и холодной статуей, детищем природной гордыни и порождением воспитания. Федор отпустил ее руку, которая дрожала, хотя и оставалась ледяной. Молодому офицеру показалось, что сердце его замерло, ему почудилось, что он умирает.
– Послушай, Ванинка, – сказал генерал, – отчего ты так холодна с другом, за которого мы так боялись и радовались? Поцелуй же мою дочь, Федор!
Федор поднялся с умоляющим взглядом, ожидая, когда вслед за генеральским последует другое разрешение.
– Разве вы не слышали, что сказал мой отец? – спросила Ванинка, улыбаясь и не в силах унять волнение в голосе.
Федор приблизил губы к щеке Ванинки и, продолжая держать ее руку в своей, почувствовал непроизвольное пожатие. Из груди его едва не вырвался крик радости. Однако, бросив взгляд на Ванинку, он был потрясен бледностью ее лица и побелевшими, как у мертвеца, губами.
Генерал усадил Федора за стол, Ванинка заняла свое место. А так как она сидела против света, отец, не имея оснований для подозрений, ничего не заметил.
Само собой разумеется, обед прошел в рассказах о странной кампании, начатой под палящим солнцем Италии и закончившейся во льдах Швейцарии. Поскольку в петербургских газетах публикуют только то, что разрешает император, об успехах Суворова было достаточно известно, а вот о его злоключениях – ничего. О первых Федор рассказал с подобающей скромностью, о вторых – с полной откровенностью.
Нетрудно догадаться, с каким интересом слушал генерал рассказ Федора. Его капитанские эполеты и грудь в орденах красноречиво свидетельствовали, что молодой человек нарочно умаляет свои заслуги. Будучи человеком слишком благородным, чтобы опасаться немилости за сочувствие Суворову, генерал уже нанес визит умирающему фельдмаршалу и от него лично узнал, как достойно проявил себя его протеже. Так что, когда тот закончил свой рассказ, наступил черед генерала перечислять все заслуги Федора во время длившейся меньше года кампании. Закончив это перечисление, он добавил, что завтра же отправится к императору и попросит назначить молодого капитана своим адъютантом. При этих словах Федору захотелось броситься на колени перед генералом. Тот снова принял его в объятия и в доказательство полной уверенности в успехе своей просьбы в тот же день показал покои, которые Федор займет в доме.
Действительно, на другой день генерал вернулся из Михайловского замка со счастливым известием, что просьба его уважена.
Федор был на верху блаженства. В ожидании того времени, когда он станет членом семьи, он уже разделял трапезу генерала. Жить под одной крышей с Ванинкой, ежечасно видеть ее, постоянно сталкиваться с ней в комнатах, наблюдать, как она, подобно видению, появляется в глубине коридора, находиться дважды в день за одним с ней столом – все это превосходило надежды Федора. Он даже подумал сначала, что и такого счастья ему достаточно.
Со своей стороны, Ванинка, несмотря на природную надменность, стала проявлять к Федору живейший интерес. Уезжая, он не оставил у нее сомнений относительно своего чувства, и во время разлуки женская ее гордость черпала силы в успехах молодого офицера и в надежде, что они позволят сократить расстояние между молодыми людьми. Таким образом, когда он вернулся, пройдя значительную часть этого расстояния, Ванинка ощутила по биению своего сердца, что удовлетворенная гордость превращается в более нежное чувство и что она любит Федора, насколько способна любить вообще. Тем не менее, как мы сказали, девушка постаралась скрыть свои чувства под ледяной оболочкой: такой уж она была. Конечно, в один прекрасный день она скажет, что любит его, но лишь тогда, когда сама выберет для этого время, а до тех пор пусть лучше молодой человек не догадывается, что он любим.
Так продолжалось несколько месяцев, и состояние, казавшееся поначалу Федору верхом блаженства, обернулось страшной пыткой. В самом деле, любить и чувствовать, как твое сердце каждую минуту переполняется любовью, находиться с утра до вечера рядом с той, кого любишь, прикасаться за столом к ее руке, а в узком коридоре – к ее платью, ощущать, как она опирается на твою руку, входя в гостиную или бальный зал, и при этом все время контролировать выражение лица, чтобы ничем не видать волнения сердца, – нет, никакая воля не в силах выстоять в такой борьбе. Ванинка поняла, что Федор не сможет долго хранить свою тайну, и решила упредить его признание.
Однажды, когда они оказались наедине, она, видя безуспешные усилия молодого человека скрыть свои чувства, смело обратилась к нему:
– Вы любите меня, Федор?
– О, простите, простите! – воскликнул молодой человек, простирая к ней руки.
– Почему вы просите прощения, Федор? Разве ваша любовь не чиста?
– Да, да, моя любовь чиста, но она столь же чиста, как и безнадежна.
– Отчего же безнадежна? – удивилась Ванинка. – Разве мой отец не любит вас как сына?
– Как прикажете понимать вас? – вскричал Федор. – Неужто, если ваш отец согласится отдать мне вашу руку, вы тоже дадите согласие?
– Разве у вас не благородное сердце и вы не знатного рода, Федор? Правда, у вас нет состояния, но я достаточно богата для двоих.
– Значит, я вам не безразличен?
– Во всяком случае, я отдаю вам предпочтение перед теми, с кем была знакома прежде.
– Ванинка!
Молодая девушка гордо вскинула голову.
– Простите! – продолжал Федор. – Что я должен сделать? Приказывайте. Ваша воля – моя воля. Я боюсь оскорбить вас своими чувствами. Направьте меня, я послушаюсь вас.
– Вы должны просить моей руки у отца, Федор.
– Значит, вы разрешаете мне это сделать?
– Да, но при одном условии.
– Каком? Говорите же, говорите!
– Чтобы мой отец ни в коем случае не догадался, что вы действуете с моего согласия. Никто не должен знать ни о нашем разговоре, ни о моем признании. Наконец, вы должны мне обещать, что как бы ни повернулось дело, вы не станете просить у меня ничего другого, кроме того, что я пожелаю выразить.
– Все, что хотите! – воскликнул Федор. – Я сделаю все, что вы захотите. Разве вы не награждаете меня в тысячу раз щедрее, чем я мог себе позволить? Если ваш отец откажет мне, разве не радостно мне будет сознавать, что вы разделяете мою боль?
– Да, но я надеюсь, что этого не случится, – сказала Ванинка, протянув молодому офицеру руку, которую тот горячо поцеловал. – Итак, надежда и удача!
И Ванинка, как истинная женщина, вышла из комнаты, оставив молодого человека в куда большем смятении, чем была сама.
В тот же день Федор попросил генерала выслушать его.
По своему обыкновению генерал принял адъютанта с открытым лицом и доброй улыбкой. Однако при первых же словах Федора он нахмурился. Только узнав о его верной, постоянной и страстной любви к Ванинке, о том, что именно эта любовь подвигала его на подвиги, за которые он так хвалил его, генерал протянул ему руку и, почти столь же взволнованный, сказал, что во время его отсутствия, ничего не зная о любви, тайну которой Федор увез с собой и на которую Ванинка ничем ему не намекнула, генерал принял сватовство государя, который просил его за сына тайного советника. Право не расставаться с дочерью до ее восемнадцатилетия – вот единственное, что вымолил генерал у царя. Таким образом, Ванинке предстояло пробыть в родительском доме всего пять месяцев.
