и убедительное разрешение. Однако источники, несмотря на свою скудость, все еще сохраняют простор для новых интерпретаций, что мы и надеемся показать предлагаемой книгой[71].
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАКАНУНЕ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
В III–II вв.[72] в ходе Пунических, Македонских, Иллирийских, Сирийской и иных войн Рим превратился в мировую державу. Под его властью оказались помимо Италии Сицилия, Сардиния, Корсика, Македония, Греция, Цизальпинская и Трансальпийская Галлии, обширные территории в Испании, Малой Азии, Африке — словом, почти все Средиземноморье. Те, кто сохранял еще независимости — Сирия, Египет, Вифиния, Каппадокия и другие, — не оспаривали первенства римлян. Царь Понта Митридат Эвпатор, посмевший с оружием в руках сражаться с Римом за свои права, после тридцатилетней борьбы потерпел поражение и погиб.
В Рим в огромных количествах хлынули богатства из покоренных стран — золото, серебро, драгоценности, произведения искусства, рабы. Часть этих богатств досталась и простонародью, став важной подпиткой для крестьянских хозяйств[73]. Неисчислимая военная добыча позволила отменить в 167 г. взимание трибута — основного государственного налога — с римских граждан (Cic. De off., II, 76). Рим стал украшаться новыми храмами, портиками, статуями.
Однако головокружительные успехи породили трудности, о которых не подозревали счастливые победители. Прежде всего, Рим оказался не готов к управлению покоренными землями — как отметил С. Л. Утченко, непригодность и устарелость республиканского аппарата ни в чем не проявилась столь остро[74]. Римские наместники, обладая практически неограниченной властью, действовали почти бесконтрольно. Они обременяли местное население произвольными поборами и вымогательствами, грабили храмы, иногда даже вели войны без разрешения сената, который, впрочем, в случае успеха одобрял их действия. Как выразился Р. Сайм, благодаря созданию Империи всплыло наружу все худшее, что было в nobiles[75]. Вопрос об упорядочении системы провинциального управления встал довольно рано — уже в 149 г. был издан закон Кальпурния о вымогательствах (lex Calpurnia de repetundis), призванный пресечь злоупотребления наместников, но он не дал особых результатов. Сенаторы, в чьих руках находились суды, не были заинтересованы в наказании лихоимцев, поскольку каждый из них сам мог стать наместником, сказывалась и сословная солидарность, родственные и дружеские связи, прямой подкуп. Не помогла и передача по закону Гая Гракха судов по делам о вымогательствах всадникам, которые сами активно участвовали в эксплуатации провинций. Более того, они использовали lex de repetundis для сведения счетов с неугодными сенаторами. Наиболее знаменитым примером такого рода стал процесс Публия Рутилия Руфа, боровшегося с произволом откупщиков и в отместку осужденного их друзьями якобы за вымогательство (!). Напомним, что именно процесс Рутилия Руфа стал толчком к попытке реформ Друза в 91 г.[76] Таким образом, «неэффективность организации управления провинциями привела к усилению внутриполитической борьбы»[77]. И еще одно немаловажное последствие: разграбление покоренных земель способствовало моральному разложению римской верхушки, что во многом подготовило почву для гражданских войн.
Ценой римских побед стало прогрессирующее разорение италийского крестьянства. В результате Второй Пунической войны погибло около 50 % крестьянских усадеб Средней и Южной Италии[78]. Позднее положение земледельцев улучшилось, но конкуренция с трудом рабов, отрыв от участков для участия в походах, произвол сильных соседей подтачивали италийское крестьянство. И пусть в целом его позиции оставались достаточно прочными[79], тех десятков тысяч земледельцев, которые лишились своих участков, вполне хватало, чтобы привести к небывалому обострению аграрного вопроса. Их судьба порождала неуверенность в завтрашнем дне у тех, кто еще сохранял свои наделы. О накале страстей вокруг земельной проблемы свидетельствует история гракхианских реформ[80].
Еще одной болевой точкой были отношения Рима с италийскими союзниками. Составляя от 1/2 до 2/3 римской армии[81], они не обладали равными с римлянами правами. Именно их земли подлежали к разделу, когда на территории Италии выводились колонии римских граждан. Особенно ярко роль италийских контингентов проявилась в войне с германцами, после которой Марий довольно широко раздавал союзникам римское гражданство[82]. Но уже тогда его действия считались незаконными (Plut. Mar., 28, 2). A lex Licinia — Mucia 95 г., предписывавший лишить римского гражданства тех италийцев, которые незаконно приобрели его (Cic. Brut., 63; De off., III, 47), лишний раз показал, как мало у нобилитета желания уравнять союзников в правах с римлянами. Результатом стала Союзническая война, явившаяся прологом войны гражданской.
И, наконец, самое опасное порождение нараставшего кризиса — профессионализация римской армии. Начало ему положила военная реформа Мария, открывшая доступ в войско пролетариям, которые по выходе в отставку могли получить землю. Отныне военная служба превратилась в способ обретения земельного надела и соответствующего общественного статуса[83]. Полководцы, способные обеспечить воинам победу и добычу, а по выходе в отставку — землю, могли рассчитывать на армию как на орудие в борьбе за власть.
Все это ставило под вопрос господство нобилитета — слоя, традиционно отождествляемого с самим римским государством[84]. Следует отметить, что власть и авторитет знати росли по мере усиления Рима — ведь именно под ее руководством народ квиритов достиг своего величия. Рост богатств увеличил экономическое могущество нобилитета. Укреплению знати способствовал и приток в ее ряды новых семей. Аристократия расширяла свою клиентелу, приобретая ее не только в Риме и Италии, но и в провинциях.
Однако всего этого было недостаточно, чтобы спасти существующий строй. Аристократия, даже если бы и захотела, то вряд ли сумела бы изменить ситуацию — лекарства оказались бы хуже болезни (разумеется, с точки зрения знати). Решение земельной проблемы могло непомерно увеличить влияние того, кто стал бы инициатором аграрных законов. Как говорил Катон Младший, «не столько я боюсь раздела земель, сколько награды, которой потребуют за него эти совратители и потатчики народа» (Plut. Cato Minor, 31,5. — Пер. С. П. Маркиша). Именно поэтому нобилитет противился выводу колоний не только в Италии, где находились его собственные владения, но и за ее пределами. Отказ италикам в предоставлении прав римского гражданства привел к Союзнической войне. Как заметил с горькой иронией Веллей Патеркул, «римляне предпочли, обессилев сами, дать права гражданства побежденным и надломленным, чем сделать то же самое, пока были сильны обе стороны» (II, 17, 1. — Пер. А. И. Немировского). Но даже мирное удовлетворение требований италийцев мало что изменило бы — в любом случае при столь масштабном росте числа граждан Рим переставал быть полисом[85]. И самое главное: сенат не мог остановить растущего влияния полководцев и армии. Военно-политическая ситуация требовала продления полномочий военачальникам. Во время длительных кампаний
