за него горой. Понимаю, небось, и сам.
Виктор оглянулся в зал и как-то сразу заметил Евтухова. Тот сидел, о чем-то оживленно переговариваясь с Крупиным.
«Не совсем приятное товарищество, — поморщился Виктор. — Разъединить их как-то надо. Ничего хорошего не жди от этой дружбы».
На трибуне главный инженер рассказывал о перспективах развития шахты, и его слушали внимательно. Всем хотелось знать, куда придут они, не только в недалеком будущем, но и лет через пять-десять.
— Шахта-гигант с шеститысячной суточной добычей — вот каким будет наше предприятие к концу семилетки, — уверенно говорил главный инженер. — Она объединит на втором и третьем горизонтах четыре действующие сейчас шахты — сорок пятую, Южно-Камышинскую, сорок четвертую, и уголь станем добывать с глубины двухсот метров. Шесть тысяч тонн в сутки — это немало, товарищи! Сто вагонов надо, чтобы увезти этот уголь. Представьте это себе и сразу поймете, сколько труда и энергии предстоит вложить нам, прежде чем эта масса угля окажется на-гора…
— Да, это размах, — тихо сказал Виктор. — В бассейне еще нет такой мощной шахты. У нас прямая выгода строить ее: обогатительная фабрика рядом, с улучшением качества вопрос, можно сказать, уже решается, и от лишних перевозок освободим железнодорожников.
Шумно, взволнованно аплодировали горняки главному инженеру, и Виктор невольно подумал, что очень любят наши люди смелые разговоры о перспективах, в которых сочетаются и глубина замыслов, и трезвость расчетов, и размах предстоящих дел.
* * *
Настроение у Сергея Евтухова было незавидное. И причин-то, казалось, к этому нельзя было найти, а вот, поди ж ты, навалилось на душу что-то безрадостное, гнетущее. Еще в зале, когда вручали подарки, смотрел он неохотно на радостные лица и чувствовал себя нехорошо, словно пробрался на чужое торжество. Горько было оттого, что у всех находились друг для друга душевные слова и улыбки, а к нему изредка обращался лишь Крупин. Кому он, Сергей, нужен сейчас? И когда Крупин кивнул на дверь, Сергей не особенно противился.
Но быть с подвыпившим Крупиным тоже не хотелось, потянуло в общежитие, хотелось остаться одному, поразмыслить о самом разном.
На улице его окружила темнота. Слабый свет редких лампочек номерного освещения на углах домов делал эту темноту еще гуще — глаза не сразу обвыкались и различали выбитый асфальт бульвара. Но тем ярче загорались на темном небе искристые звезды. Сергей долго рассматривал мерцающий ковш Большой Медведицы. Неожиданно вспомнил, как любила эти звездные ночи Нина. Но качканарские звезды казались сейчас Сергею не такими: они были чище, крупнее и ярче, будто находились ближе к земле.
«Чепуха, — думает он, шагая дальше. — Разница лишь в том, что там кругом — дикая тайга, ну, и севернее, конечно».
От качканарских воспоминаний теперь уже не уйдешь. Там он не чувствовал себя таким одиноким. Просто не задумывался, да и некогда было: или работа, или с Ниной бродили по улицам, стояли где-нибудь у угла новостройки, а то сидели, притихшие, дома. Но долго молчать Нина не могла, она тормошила его до тех пор, пока он ни делал свирепое лицо. Но и тогда она, спустя, правда, минуты, умела подладиться к нему, и он никогда не чувствовал, вот как сейчас, такого паршивого настроения.
«Соскучился, что ли, я по ней, — усмехнулся Сергей. — Других девчонок, какие встречались, нет желания и вспоминать. Да и сынишка, вот в чем гвоздь…»
Он с усилием подавил в себе эти мучительные воспоминания и сказал вслух, покачав головой:
— Так вот и разъехались… А то, что она у нас дома, это ничего не значит. Пусть, мне не жалко…
И все же причиной дурного настроения Сергея была неосознанная тоска по Нине. У всех есть близкие, дорогие люди, а у него — нет! Ну и пусть! Он всегда будет сам по себе, так спокойней…
В общежитии он не стал бродить по коридору, как делал иногда, а вымыв голову под краном холодной водой, улегся на койку и заснул беспокойным, тревожным сном.
9
При выходе из шахты, в табельной предупредили, что Говрякова просит зайти к себе парторг. Виктор вышел из шахты не в настроении. Как ни билась бригада, но на-гора выдали только сто семьдесят тонн угля вместо плановых двухсот. Правда, с подрубкой лавы все было нормально, бригаде Фанинштиля, сменившей говряковцев, фронта работы хватит, но это уже не радовало — сами-то если в калошу, как говорится…
— Почитай-ка. В твоей бригаде, кажется, этот Евтухов.
Отец Сергея Евтухова больших обвинений против сына не выдвигал. Он просто спрашивал, чем же так занят на шахте его сын, что даже не находит времени — который уж месяц! — ответить родителям. Да и не только родителям. Жена и сын у него есть, жалко молодую-то, не знает, за что и ухватиться: на работу ездит в город, измучается, а приедет — от ребенка не отойдет. Когда и спит только она, уму непостижимо. А не работать — нельзя, пенсии-то стариковской на всех не хватит. Но с этим еще можно было бы мириться, если бы Нина твердо была уверена в муже. Хотя бы пару строчек написал! Молчит она, гордая деваха, но старых-то людей разве проведешь?
— Кто он такой, этот Евтухов? — спросил парторг, едва Виктор положил письмо на стол. — Не припомню я его что-то…
Виктор рассказал все, что знал о Евтухове.
— Перелетная птица, выходит? — жестко усмехнулся Сафин. — Что же ты предлагаешь?
Виктор медлил с ответом. Делать поспешные выводы не хотелось: было в поведении Евтухова что-то обнадеживающее. Случай с воскресником, к примеру. И в работе он удивительно упорен, такой не может быть законченным негодяем.
Это и сказал Виктор парторгу. Тот внимательно посмотрел на него.
— Подождать, значит, предлагаешь? — спросил он. — А уверен ты, что так будет правильно?
— Ну, как вам сказать… — замялся Говряков. Понимал он, какую ответственность за Евтухова берет на себя.
— А ты прямо скажи, — заметил Сафин, догадываясь, чем вызвано затруднение Говрякова. — С тебя ведь спросят за каждого человека. Как с бригадира и как с коммуниста. Значит, не надеешься на него?
— Надо подождать, — решился, наконец, Виктор. — Не заставлять, не принуждать, а убедить, втолковать, дать осознать самому. Я берусь за это…
— Вместе возьмемся, — мягко поправил парторг. — Есть у меня тут одна мысль. Этот самый Евтухов много ездил, много видел. Вот эту струнку и попробуем использовать… О письме ему пока ничего не говори.
10
Новость была тревожной. Виктор вначале не поверил ей. Но вскоре слухи подтвердились.
На шахте пустили в эксплуатацию еще одну лаву — двадцать третью. С первых же дней
