Закатываю глаза и обращаю внимание на примерочную в самом конце, где плотная шторка плавно затанцевала, словно откуда-то подул ветерок.
– И что потом? Этот Барри?
– Убил ли он меня за свой позор? Нет, – отвечаю я чуть тише. – Он просто перестал обращать на меня внимание и слава богу.
– И всё?
– Что?
– Это ты называешь свиданием? – усмехается мама. – Вы просто сходили в кино! Да ещё и на ужастик. Ох, Хейзи! А где же вкуснейшая паста в итальянском ресторанчике? Где вечерняя прогулка у озера?
– У нас было только кино. Слава богу.
Мама вздыхает и с улыбкой качает головой, как будто мне лет пять и я ещё пока не понимаю, как устроена жизнь.
– Скажу одно: нынешние парни – редкостные глупцы, если не замечают такую прекрасную, добрую и удивительную девушку, как ты.
– Если ты думаешь, что я страдаю по этому поводу, то сильно ошибаешься. Чтобы быть счастливой в свои семнадцать, наличие парня и толпы поклонников для меня необязательно. А по поводу редкостных глупцов – это ещё мягко сказано. Нынешние девчонки сами превращают парней в безмозглых идиотов, уверенных, что весь мир вертится вокруг них.
– Так было и будет всегда, – отмахивается мама и скрывается за шторкой. – А поступком Макбрайта я поражена! Притащил в школу водку!
– И по этому человеку сходят с ума все девчонки в школе, – вздыхаю я, вспомнив о куче конвертов с признаниями в любви. – Извини мам, но лучше я буду продолжать хорошо учиться, заниматься газетой и всем тем, что приносит мне удовольствие. – Тихонько вздыхаю, чтобы мама не услышала. – Я пошла в тот магазин с платьями. Ищи меня там, хорошо?
– Договорились! Хотя, я бы, конечно, показала тебе свой новый халатик, но боюсь, ты ещё слишком маленькая, чтобы видеть такое! Да ещё и на собственной матери.
– Ты права, мам. Моя психика этого не вынесет, – смеюсь я. – Всё, я ушла.
Оказавшись в примерочной другого бутика, я, с тоскующим вздохом и доброй грустью в душе, начинаю неспешно примерять те два платья, которые так понравились маме. Наш разговор, которому я старалась не придавать особого значения, всё же вытащил наружу моих маленьких и щекотливых жучков.
И что во мне не так? Почему взгляды парней всегда как будто направлены сквозь меня? Некоторые могут подшутить надо мной и, когда я поддерживаю шутку, всегда слышу в ответ: «Пирс, ты крутая!». Но даже в интонации голоса отчетливо слышится приятельское отношение, совершенно далекое от любовно-романтического. Те, у кого хватает ума только на пошлые шутки, вроде Макбрайта, никогда не делают то, о чем говорят. Например, на прошлой неделе Бреди и его дружок Крис Бэнкс начали громко свистеть, когда увидели, как я набираю воду из кулера в пластмассовый стаканчик.
– Хейзи Пирс! – восторженно воскликнул Бреди и обвел платоническим взглядом мои ноги и задницу. – Как же ты похорошела за лето! Прости, но мне чертовски сильно хочется помять твою упругую попку! Но вот… Эх, не стану я этого делать. Хотя хочется! Но не стану!
Я тогда как обычно закатила глаза и громко фыркнула, ведь подобный бред Бреди несет каждый день. Однако я не раз становилась свидетельницей того, как он шлепал то одну девчонку, то другую. Однажды даже поцеловал в засос Рейчел Хант, когда та проходила мимо с подносом обеда в руках. Мне, конечно, ничего подобного никогда не было нужно и уж тем более от мерзавца Макбрайта, просто, какого черта парни никогда не предпринимали никаких действий, чтобы физически сблизиться со мной? Ну, не считая болвана Барри Шоу.
– Что с тобой не так, Хейзи Пирс? – спрашиваю я шепотом, глядя на свое отражение в огромном зеркале.
Длинные и густые волосы цвета горького шоколада, зеленые, как летняя листва глаза… Когда я рисую легкую и едва уловимую стрелку коричневой подводкой, а потом пару раз прохожусь щеточкой по ресницам, они становятся ещё больше и выразительнее. Я уверена, что мои глаза невозможно не заметить, как бы самонадеянно это не звучало! У меня стройная фигура, имею высший общий балл, хотя это и не столь важно. Просто… Почему в мои семнадцать лет я до сих пор не встретила парня, в которого априори должна влюбиться по самые уши? Почему моя жизнь в старшей школе идет не по канонам столь известного жанра?
– Хейзи, ты тут?
– Да, мам! – отзываюсь я, прогнав непрошеные мысли. – Думаю, что выберу бледно-желтое платье.
– Отлично! Давай его мне, я пойду оплачу покупку. А ты пока переодевайся. Ох, да, если вдруг ты не найдешь меня у кассы, значит я уже в соседнем бутике!
– Опять приглядела для себя мужскую рубашку? – усмехаюсь я.
– Она просто бесподобна!
Похоже, этот маленький фетиш моей мамы ни за что не искоренить: она жутко помешана на мужских рубашках, которые потом носит дома или, когда работает в саду. Даже у папы их столько нет. Но надо отдать ей должное, ведь ей удивительным образом удается сочетать их с самой разной одеждой, поэтому о моей маме невозможно сказать, что она одевается плохо. Всегда модно и со вкусом.
Не увидев её за кассой, я захожу в соседний бутик и успеваю заметить копну таких же шоколадных, как и у меня волос, что скрывается за выступом с табличкой «Примерочные». Направляясь в их сторону, я снова прокручиваю мысли о своей внешности. Все говорят, что я очень похожа на маму, а если это действительно так, тогда какого черта никто, кроме Барри так и не соизволил до сих пор пригласить меня на свидание? У мамы ведь толпы поклонников были, так и чем я хуже? Почему у нашего дома не слоняются парни и не ждут с содроганием в коленях моего появления?
– Мам? – зову я, пытаясь понять, за какой закрытой шторкой она прячется.
– Хейзи, я тут!
Кажется, в самом конце. Бурчание телефона в кармане джинсовой куртки отвлекает меня, и я медленно движусь к двум последним кабинкам, читая на ходу сообщения в девчачьем чате.
Сладкая Лиза: «Кто-нибудь уже воспользовался услугой «Накажи обидчика», которую предложила Пирс?
Сандра: «А она так называется?»
Сладкая Лиза: «А как иначе? По-моему, детский сад!»
Вот же сучка.
Дерзкая: «Ну вы даете! Идея то прикольная! Можно жаловаться на кого угодно!»
Сандра: «Там ведь не только жаловаться можно. Ещё и признаваться в чем-либо».
Сладкая Лиза: «В чем, например? В том, что ты лесбиянка?»
Сандра: «Я вовсе не лесбиянка! Я имела в виду другое. Можно написать признание в любви».
Сладкая Лиза: «Я же говорю – детский сад!»
Что ж, критика будет присутствовать всегда и во всем, нужно просто принимать это, как должное. Бросив короткий вздох недовольства, прячу сотовый обратно в карман и необдуманно резко распахиваю шторку, за которой оказывается вовсе не моя мама.
Я в ужасе таращусь на знакомое лицо, а потом в одну секунду мои глаза начинают хаотично метаться по обнаженному мужскому торсу и расстегнутых черных джинсах.
