движения национальных меньшинств, в царской России не имело легального статуса. Дело осложнялось тем, что в Ховевей Цион не было централизованного руководства.
В этих условиях Пинскер, ставший благодаря всеобщему признанию стихийным лидером нарождавшегося палестинофильского движения, выступил в 1884 г. с инициативой созыва конференции представителей Ховевей Цион. Во избежание конфликта с царскими властями решено было собраться в Катовице, городе в немецкой Силезии. На открытии присутствовали 34 делегата. В качестве первоочередной была принята задача финансирования еврейских поселений в Палестине, поскольку, по общему мнению, только в Эрец-Исраэль народ Израиля сможет создать жизнестойкое общество и нацию. Центр Ховевей Цион находился в Одессе. Оттуда его председатель Пинскер направлял в Палестину возрастающий поток евреев-эмигрантов. В этом заключался определенный парадокс, поскольку сам Пинскер был противником постепенного переселения. Он считал, что сначала следует сплотить сторонников движения в Европе, а потом созвать международный еврейский конгресс, который поставил бы еврейский вопрос перед правительствами мира. Однако на конференции эта точка зрения не нашла поддержки, и в дальнейшем Пинскер посвятил свои усилия задаче колонизации Палестины, чему сам он придавал куда меньшее значение.
Как показало время, Пинскер, а затем и Герцль не сумели в полной мере оценить значение постепенной колонизации и скрытые в ней возможности. В 1890 г. движение Ховевей Цион добилось определенного, хотя и неофициального, признания со стороны русского правительства, но не как национальная организация, а как “Общество вспомоществования евреям-земледельцам и ремесленникам в Палестине и Сирии”. Впоследствии деятельность Пинскера по пропаганде эмиграции в Святую землю имела большой успех в среде европейского еврейства. Пинскер умер в 1891 г., успев создать идеологическую базу и организационную структуру Ховевей Цион, упорядочить деятельность в области колонизации Палестины и добиться того, чтобы движению не грозили в России преследования государственной власти.
В 1890-х гг. идеи Ховевей Цион быстро распространились в Европе и Америке, получили широкую поддержку в Румынии. В Габсбургской империи движение возглавили в основном выходцы из Восточной Европы, жившие в Вене. Одним из них был Смоленский. Позже к нему присоединился д-р Натан Бирнбаум[45] — автор термина “сионизм”. В Берлине группы Ховевей Цион были основаны студентами из России. Видное место среди них занимали Лео Моцкин[46], Хаим Вейцман и Шмарьягу Левин[47]. Такие же группы позже были организованы и студентами из немецких евреев, в том числе будущими лидерами немецкого сионизма — Вилли Бамбусом и Артуром Хантке.[48] В Англии организация Ховевей Цион была основана выдающимися представителями сефардской общины — полковником Альбертом Голдсмитом[49] и Эли д'Авигдором (ее отделения получили название “шатров”). Благодаря эмигрантам из России и нескольким известным раввинам — Густаву Готхайлю, Вениамину Сольду[50] и Маркусу Ястрову[51] — группа последователей Ховевей Цион появилась в начале 1880-х гг. даже в Соединенных Штатах. Таким образом, к началу деятельности Герцля в Европе и Америке уже были заложены основы широкого сионистского движения. Именно участники этого движения составили большинство последователей Герцля, а также 90 % делегатов Первого Сионистского конгресса в 1897 г.
В конце XIX в. идеи сионизма захватили, конечно, лишь авангард мирового еврейства, но ими уже нельзя было пренебречь. Истоки сионизма восходят отчасти к еврейской обрядности и традиции, для которой мессианский образ Сиона был такой же реальностью, как география диаспоры. Сионизм укрепил связи с ортодоксальными верующими, введя в свой календарь ряд традиционных еврейских праздников, соотносившихся с героическими эпизодами еврейской истории и сельскохозяйственными сезонами в Палестине. Поэтому вполне естественно, что после 1881 г., когда перед еврейством особенно остро встала проблема избавления от преследований, идея возвращения на родину была для части религиозных деятелей привлекательнее, чем перспектива переселения в эмансипированные страны Запада. Кроме того, черпая вдохновение в еврейском национализме и видя в нем пример для себя, сионисты позаимствовали у Гаскалы, две особенно важные составляющие нового движения: иврит с его библейскими ассоциациями и убеждение в том, что еврейский вопрос следует решать предельно твердо и последовательно, опираясь на логику и отказавшись от фаталистического погружения в традиционную ортодоксию. Если бы не этот жесткий прагматизм, неизвестно, смогла бы еврейская интеллигенция России усвоить безжалостный анализ положения, данный Пинскером. Именно ее восприимчивость позволила сионизму придать свойственной восточноевропейским евреям склонности к миграциям идеологическую устремленность, которую они сохранили и в Эрец-Исраэль несмотря на все трудности.
Глава II.
Возвращение начинается
Связь с землей
На полпути между Цфатом и Нагарией, на севере Израиля, возвышается на тысячу метров над уровнем моря изрезанная террасами гора Га-Ари, с которой одновременно открывается вид и на Средиземное море на западе, и на озеро Кинерет на юго-востоке. Поворачивая на запад, дорога ведет прямо к находящейся у уступа горы деревушке Пкиин, застроенной домишками из песчаника. Здесь живут вперемешку друзы[52], арабы и евреи. У въезда в деревню стоит старинная синагога. По преданию, два резных камня, встроенных в кладку ее стен, взяты из древнего Храма, разрушенного римлянами почти две тысячи лет назад. В такую же глубокую старину уходят корни семьи Заинати, которая молится в этой синагоге. Члены семьи гордятся тем, что они — единственные израильские евреи, предки которых не покидали Святой земли с тех времен, когда здесь существовало последнее еврейское государство. Щуплые и смуглые евреи Пкиина, одинаково свободно говорящие на иврите и по-арабски, возделывают землю, разводят шелковичных червей и сохраняют свои святыни и историческую память. Скрывая добродушную усмешку, они позволяют глазеть на себя туристам, пораженным тем, что видят “самых настоящих” евреев.
Действительно, они и есть “самые настоящие” — эти внешне схожие с арабами евреи, воплощение всегда сохранявшейся реальной связи еврейства с Палестиной. Пусть римляне опустошили всю страну в период между 70-м и 135-м гг. н. э.[53], пусть перебили 600 тыс. человек, а еще 300 тыс. обратили в рабство — даже после этого здесь каким-то чудом уцелело несколько тысяч евреев. Неся бремя непомерных налогов, не имея права вернуться в свою древнюю столицу, они поселились в Галилее, обрабатывали землю, занимались ремеслами. В позднеримскую эпоху уцелевшая от разгрома еврейская община сумела возродиться. На протяжении трех столетий города, деревни и поля процветали и простирались даже до Прибрежной равнины. Еврейская культура обнаруживала признаки необыкновенной жизнестойкости. Например, как раз в этот период был составлен Иерусалимский Талмуд[54]. Более того, еврейское население продолжало численно расти после арабского завоевания в VII в. и при турках-сельджуках[55], в XI в. оно насчитывало 300 тыс. человек.
Однако это многообещающее развитие было прервано с приходом крестоносцев. При христианах уничтожение евреев приобрело такой размах, что в 1169 г., когда Биньямин из Туделы, испанский путешественник,
