опустился на одно колено перед креслом.
– Отец, это я. Я вернулся.
Питер тоже шагнул вперед, Фэлри благоразумно остался в тени у двери, с любопытством оглядывая комнату.
Лицо старика клубилось эмоциями – черты его как будто плавали поверх лицевых костей. Злость, сожаление, что-то вроде веселья сменяли друг друга короткими, отрывистыми вспышками, отчего он походил на душевнобольного. Борода и волосы совершенно поседели, но взгляд голубых глаз остался на удивление острым, и в этом взгляде Сильван с упавшим сердцем различил знакомое выражение неудовольствия.
– Если думаешь, что тебя ждет награда за то, что тридцать лет не давал о себе знать, то заблуждаешься, – проскрипел Карел и спрятал испещренные пигментными пятнами руки под плед, словно не хотел, чтобы Сильван коснулся их, – Роберт помер уж, наверное?
– Он погиб, как герой, спасая меня, – удрученно промолвил Сильван, опустив голову, – отец, мне очень жаль! Я пытался все исправить…
Карел пренебрежительно фыркнул.
– И ничего не вышло – как всегда!
Питер хотел возмутиться, но слова застряли в горле, – отец приучил его уважать старших, и этот барьер оказалось не так-то просто преодолеть.
Зато Фэлри и не подумал промолчать.
– Не говорите с ним так! – сурово произнес он и встал перед креслом, скрестив руки на груди. – Хоть вы и старый, я не позволю оскорблять отца Питера!
Сильван и Питер одновременно взглянули на него – один с изумлением, второй – с обожанием.
Но удивительнее всего оказалась реакция Карела – он подпрыгнул в кресле и схватился костлявыми пальцами за грудь. Глаза его чуть не вылезли из орбит, и Питер ощутил злорадное удовлетворение.
– Поимей меня Темный, эр-лан! – просипел старик, глядя на Фэлри, как на посланника Темного Лика, которого только что помянул. – Настоящий, живой эр-лан!
Фэлри вздернул брови и, повернувшись к Питеру, хладнокровно произнес:
– Думаю, других доказательств не требуется.
– Но это… – наконец обрел дар речи Сильван. – Отец, ты что, видел эр-ланов прежде? Значит, ты и правда пришел сюда из Оморона?
– Пришел! Как бы я преодолел Барьер, по-твоему? – огрызнулся Карел, пытаясь отдышаться. Питер невольно отдал должное его самообладанию. – Прилетел, я прилетел на флаере! За что Всемогущий наградил меня столь бестолковым сыном!
Фэлри сделал гневное движение, но Питер его остановил.
– Погодите-ка… но почему вы покинули Оморон?
– Не твое дело, сопляк! – фыркнул Карел. – Скажу лишь, что куда лучше жить здесь, чем угодить в Трущобы и стать швалью! А вот почему ты еще здесь, раз уж знаешь про Оморон и явно там бывал?
Вопрос застал Питера врасплох. Вернуться в Оморон – каким образом? Да и что он стал бы делать там – конструировать деревянных птиц в надежде, что они полетят?
Но главное – здесь его дом, и хотя жилось в нем порой не слишком-то счастливо, ему даже в голову не пришло бросить его. Свой дом надо защищать.
– В пределах Барьера есть другие сеги кроме вас? – быстро спросил Фэлри, но Карел покачал головой.
– Насколько я знаю, нет. А если и есть, разве ж кто скажет? Оморон покидают не от хорошей жизни. Хотя, конечно, здесь я достиг положения, о котором там и мечтать не мог.
– Благодаря Дару? – негромко произнес Сильван. Он уже поднялся с колен и теперь стоял перед отцом, глядя в пол, точно нашкодивший мальчишка.
– Дару? Какому еще дару? – удивился Карел.
– Вы умеете читать мысли других людей? – перебил его Фэлри. – В Омороне это называют телепатией.
– Ах, это! – Старикан сделал пренебрежительный жест, и Питеру захотелось вытряхнуть его из кресла и пнуть хорошенько – может, даже не один раз. – Да, в Омороне многие этим баловались, а что, сейчас нет?
– У меня тоже был такой Дар, – медленно произнес Сильван, – а потом исчез. Поэтому я и проиграл поединок и перестал выходить в Круг Правды. Ушел, потому что надеялся вернуть Дар, но ничего не вышло. Прости, что разочаровал тебя.
Воцарилось молчание, и Питеру показалось, что какие-то человеческие чувства наконец промелькнули на том сморщенном клочке бумаги, в который время превратило лицо Карела. Но привычка быстро пересилила несвойственный ему душевный порыв.
– Потерять дар – нелепость! – фыркнул он. – Не меньшая, впрочем, чем пытаться его вернуть. Сильван Матье, у тебя вообще хоть раз в жизни получилось что-то сделать по-человечески?
– Да! Меня! – рявкнул вдруг Питер так, что все вздрогнули, и, обняв Сильвана за плечи, повлек его к выходу. – Пойдем, ты не обязан это выслушивать. Зря мы вообще пришли сюда!
– Погоди! – Фэлри резко обернулся к Карелу, который наблюдал за ними с непонятным выражением лица. – Флаер, на котором ты преодолел Барьер. Где он сейчас?
Старик улыбнулся хитрой кошачьей улыбкой испорченного ребенка.
– С чего бы мне говорить тебе? Что вообще эр-лан забыл здесь, за Барьером, да еще в компании моего неудачника-сына и внука, который явно немногим лучше?
– Эр-лан здесь, потому что люди из Оморона хотят вас всех уничтожить, а землю за Барьером пустить под застройку, – ровно произнес Фэлри, – эр-лан хочет им помешать.
Несмотря на спокойный тон, Питер видел, как напряглись мышцы на плечах и спине Фэлри, а пальцы сжались в кулаки. Он не видел его лица, но, наверное что-то такое в нем было, потому что ухмылка медленно сползла с высохших губ Карела. Он отвел взгляд и пробормотал:
– За мостом у дороги по левую руку развалины древнего завода. Он там, в яме у трубы, закрыт листами металла. Хотя дождь ему нипочем, сам знаешь.
Фэлри кивнул и вышел вслед за Питером и Сильваном, но у самых дверей обернулся.
– И кстати, неудачник здесь только один. Тот, кого мы оставляем в этой комнате ждать смерти. Разочарованным… и в полном одиночестве.
5
Служанка предложила им остаться переночевать – хотя бы переждать ночь у камина на кухне. При этом она смотрела на Фэлри с таким откровенным призывом, что Питеру стало смешно.
Нельзя сказать, что повышенный интерес окружающих к человеку, в которого он был влюблен, уж совсем его не трогал. Ревность – типичная болезнь неуверенных в себе людей, просто Питер старался не давать ей воли. Он понимал, что при подобной внешности пялиться на Фэлри будут всегда и все, вне зависимости от пола и возраста, и ему придется с этим примириться – по примеру самого Фэлри.
Дело было даже не в красоте – Питер видел в Омороне красивых людей, которые совершенно не вызывали вожделения, ими хотелось просто любоваться. Но в эр-лане, в его сливочной коже, синих узорчатых глазах, в золоте его ресниц и волос было что-то почти мучительное. Его хотелось потрогать.
Питер еще в первый месяц их знакомства часто ловил себя на мысли, что, если уткнется лицом в шею Фэлри и коснется губами нежной кожи под ухом, это будет какое-то запредельное блаженство, не столько сексуальное, сколько чисто тактильное, как прикосновение летнего ветра или теплой воды. Эр-лан манил, как
