что ты от меня хочешь? Чтобы я уволил ее?
— Да! Именно этого я и хочу. Чтобы Маришка твоя вылетела отсюда, как пробка из бутылки и больше не отсвечивала.
— Не моя…
Сердито отмахиваюсь. Внутри — выжженная пустыня. Каждый вдох причиняет дикое мучение. Я не могу поверить, в то, что была такой наивной дурой, и в то, что человек, которому я безгранично доверяла, мне соврал.
— Кир, да пойми ты, все что зависело от меня — я сделал. Убрал общение в зале. Нет его больше. Все! Нет! Здесь же от меня не зависит ни-че-го! Она не моя сотрудница. Мне не подчиняется. Я не могу ее выгнать, не могу ей приказать уволиться.
— Так попроси Михалыча. Он не откажет.
— У него нет помощницы. Он долго искал на это место подходящего сотрудника, и Марина его устраивает. Он не станет увольнять человека только потому, что ты словила приступ ревность.
— Значит, это так теперь называется, — горько хмыкаю, — словить приступ ревности…Ладно, пусть будет приступ.
С этими словами я разворачиваюсь и иду к выходу.
Все с меня хватит. Если я сейчас не уберусь, то у меня напрочь сорвет крышу. И вместо приступа ревности Березин получит приступ дикой ярости, с раскидыванием бумаг, выкидыванием стульев в окно и поджогом кабинета.
— Кира!
Я даже не думаю оборачиваться. Смотреть на него не могу. Лжец! Брехун! Пустомеля! Ни на секунду не верю в то, что не хотел меня расстраивать. Скорее, боялся, что я ему потом мозг вычерпаю маленькой ложкой, берег свой собственный покой.
— Да стой же ты!
Возле двери он оказывается одновременно со мной и упирается в нее ладонью, не позволяя открыть.
— Леш, убери руку, — выдавливаю сквозь зубы.
— Кира, прекрати, — берет меня за плечи и разворачивает к себе лицом. И напоровшись на мой взгляд, досадливо морщится, — прости меня.
Прощать — это то, на что я сейчас категорически не способна. У меня так гремит кровь в висках, что я еле слышу слова мужа.
— Все, Леш. Разговор закрываем, как ты и хотел. Я тебя услышала, принять твою позицию не могу. И не хочу.
— Кир, — со стоном упирается своим лбом в мой, — я правда хотел как лучше. Думал, ничего страшного не будет, если я про эту девку тебе не скажу. Я же видел, как ты переживала после зала.
— Спасибо за заботу, Леш. А теперь, убери пожалуйста руки и не задерживай меня. После новости о том, что любимый муж положил большой болт на наши клятвы не врать друг другу, мне нужно подышать свежим воздухом.
Мне реально нужно на улицу, потому что еще немного и я просто стеку по стеночке на пол. Кажется, меня насухо выжали, лишив жизненных сил. Перед глазами все еще стоит ухмылка этой дряни, когда она выходила после совещания. В ней было столько самодовольства, столько уверенности…
— Прости, — снова повторяет он, — я повел себя как дурак. Не подумал, что это может вот так обернуться.
— Жаль, что не подумал, — это все, что я могу сказать, — отпусти. Мне надо идти.
— Куда? У нас юбилей.
Надо же, вспомнил…
— Я в курсе.
— Я сейчас Зинаиде скажу, что меня сегодня больше не будет и пойдем…
— Прости. В другой раз, — жестко отталкиваю его с дороги, — сегодня нет настроения.
— Кир, да стой же ты…
— Все, Леш. Пока. До вечера.
Я открываю дверь прежде, чем он успевает среагировать, и выхожу в приемную. Его секретарша сидит за компьютером и что-то сосредоточенно набирает. Я так взвинчена, что мне даже плевать, слышала ли она что-то из нашего разговора или нет. Березин пусть парится. Он сам эту кашу заварил, теперь пусть сам и расхлебывает.
— До свидания, Зинаида Степановна, — прохожу мимо нее с уверенной улыбкой, — не забудьте заняться коленом.
— Спасибо, Кира Андреевна.
Выскакиваю в коридор и торопливо иду к лифтам. Мне нестерпимо хочет убраться подальше отсюда.
— Кира! — муж снова меня догоняет и хватает за руку, пытаясь остановить, — остановись.
— Я не хочу останавливаться.
— Сегодня наш день, не порть его.
Значит я все порчу. Мужик тут старается, крутится, как уж на сковородке, а я, зараза бесчувственная, не хочу его понять, принять и поощрить.
Интересно, какого итога он ждал? Что я махну рукой, скажу «проехали» и дальше буду доброй женой? Так что ли? Ну так я недобрая! И терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают.
— Поехали, — он тянет меня за собой, — посидим, пообщаемся. Разберемся с нашими проблемами.
В этот момент нам на встречу выходит один из совета директоров. Мужчина лет шестидесяти с необъемным животом и красной, предынфарктной физиономией.
— О, Алексей, задержись-ка. У меня есть пара идей, относительно нового проекта.
Березин с досадой шипит сквозь зубы. А я, прохладно улыбаясь, киваю на мужчину:
— Иди! Не заставляй людей ждать.
— Не убегай, пожалуйста, — просит он, — Дай мне минутку…
— Да-да, конечно, — киваю, но как только Березин отворачивается к новому собеседнику, иду дальше.
Впервые с нашего знакомства, я чувствую себя одинокой и глубоко несчастной. Хороший подарочек сделал муж на юбилей. Ничего не скажешь. Спасибо!
Может быть это по-детски, но я не хочу с ним разговаривать. И зная, что он непременно начнет названивать, отключаю телефон. Выхожу на улицу и вместо того, чтобы отправляться домой или в кафе, я бреду в ближайший парк, покупаю рожок со сливочным мороженым и сижу на лавке, уныло наблюдая за толстыми утками.
Прекрасный день, мать вашу. Просто замечательный. Только платье зря покупала…
Глава 4
— Значит, Леха твой врать начал… — задумчиво произнесла Алиса, рисуя палочкой на воздушной шапке капучино.
— Увы.
Спустя несколько дней, после самого провального «праздника» в моей жизни, подруга наведалась ко мне в кафе. Переложив все текущее дела на неугомонную Леночку, я утащила Алису к любимому столику и вывалила ей все, что накопилось внутри. Пока говорила, все ждала, что полегчает, но, к сожалению, вожделенного катарсиса не случилось. Мне было все так же тошно, и обида на мужа никуда не делась.
— Плохо.
— Сказал, что хотел сохранить мое душевное спокойствие.
— Понимаешь, вот такое вранье по мелочам — это тревожный сигнал.
