Екатерина кокетничает с Гриммом: наговорив кучу гадостей про невестку, она делает реверанс, который должен показать ее доброту и снисходительность — «не следует отчаиваться в молодых людях». Но весь предыдущий злобный текст недвусмысленно говорит, что императрица ненавидит и будет продолжать ненавидеть невестку.
Горе и новое счастье
Для императорского двора 1775 год начался хорошо: казнен самозванный император Емелька Пугачев, победоносная война с Турцией увенчана выгодным для России Кучук-Кайнарджийским миром, Екатерина своей ласковостью и наградами приворожила даже тех вельмож, которые были недовольны началом ее царствования. Огорчал лишь великокняжеский двор: частое общение Павла Петровича на торжествах с простым народом, который был от него без ума; нескрываемое недовольство Натальи Александровны незавидной участью мужа по сравнению с осыпанными подарками и должностями фаворитами императрицы; политические интриги ближайшего друга цесаревича графа А.К. Разумовского.
Но все семейные раздоры отошли на второй план, когда приблизилась пора для Екатерины стать бабушкой. Увы, ожидаемое счастье обернулось трагедией — при родах в апреле 1776 года умерли и младенец, и его мать.
Обезумивший Павел Петрович переломал всю мебель в своих комнатах, пытался выброситься из окна, запретил предавать тело супруги земле, утверждая, что она жива. Потом он впал в меланхолию.
Зато деятельная мать не сидела, сложа руки. Она решительно принялась за приискание новой невесты, ибо теперь ее не отпускала мечта заиметь внука. В письме к Гримму Екатерина пересказала, как спустя несколько месяцев после приключившейся трагедии в игривой манере стала готовить сына с новому браку.
«Я начала с того, что предложила путешествие, перемену мест, а потом сказала: мертвых не воскресить, надо думать о живых. Разве оттого, что воображали себя счастливым, но потеряли эту уверенность, следует отчаиваться в возможности снова возвратить ее? Итак, станем искать эту другую.
— Но кого?
— О, у меня есть в кармане! Да-да, и еще какая прелесть!
И вот любопытство сразу возбуждено.
— Кто она? Какова она? Брюнетка, блондинка, маленькая, большая?
— Кроткая, хорошенькая, прелестная. Одним словом, сокровище; сокровище приносит с собой радость.
Это вызывает улыбку. Слово за слово, призывается третье лицо, некий путешественник, столь проворный, что за ним никто не угоняется, прибывший недавно как раз для того, чтобы утешать и развлекать. И вот он делается посредником, начинаются переговоры. Курьер послан, курьер возвращается, устраивается путешествие, приготовляется свидание, и все это совершается с неслыханною быстротою. И вот удрученные сердца успокаиваются, грусть еще не отходит, но неизбежно рассеивается приготовлениями к путешествию, которое необходимо для здоровья и развлечения.
— Дайте нам пока портрет, в этом нет беды.
— Портрет? Мало таких, какие нравятся. Живопись не производит впечатления.
Первый курьер привозит портрет. На что он? Портрет может произвести неблагоприятное впечатление. Пусть он лучше остается в своем ящике. И вот портрет целую неделю лежит завернутым там, где его положили, когда он был привезен, — на моем столе, возле моей чернильницы.
— Что же он, красив?
— Смотря по вкусу. Моему вкусу он вполне удовлетворяет.
Однако, на него посмотрели, немедленно положили в карман, и снова на него посмотрели. Наконец он наполнял собою и ускорял приготовления к путешествию. И вот они в дороге… Я не знаю, но с 1767 года я всегда чувствовала преобладающее влечение к этой девице. Рассудок, который, как вы знаете, часто вводит в заблуждение инстинкт, заставил меня предпочесть другую, потому что большая молодость не дозволяла устроить дело тотчас. И вот именно в то время, когда казалось, что я ее потеряла навсегда, самое несчастное событие возвращает меня к предмету моей страсти».
Императрица говорит о виртембергской принцессе Софии Доротее Августе, на которой еще до первого брака сына она остановила свой взгляд. К ней в Берлин и отправился 13 июня 1776 года цесаревич в сопровождении генерал-фельдмаршала графа П.А. Румянцева-Задунайского и других сановников.
Путешествие по Пруссии было похоже на триумфальное шествие, почести умиляли великого князя. Но особенно его потрясла берлинская встреча с императором Фридрихом Великим, которому в приветственной речи он сказал, что, наконец, исполнилась его давняя мечта «видеть величайшего героя, удивление нашего века и удивление потомства». Фридрих ответил, что он не заслужил столь лестных похвал, и представляет собой лишь хворого седовласого старца, обрадованного приездом к нему сына лучшего своего друга Екатерины.
О своем пребывании в Берлине Павел Петрович писал матери 11 июля 1776 года: «Вчера ввечеру приехал благополучно, где я и был принят с такими почестями, с какими, как сказывают, ни один из коронованных глав не был принят. Королю вручил письмо вашего величества, и повеления ваши к нему исполнил. Он мне на сие отозвался, что ваше величество не можете иметь человека привязаннее и благороднее его. После того был у королевы, и видел всех принцесс. Судите о моем состоянии. Потом был куртаг и концерт, на котором я играл в пикет с королевой. После сего был ужин, где я сидел между ею и королем. Король со мною много говорил и вертел меня с разных сторон.
Гисторическое описание окончив, донесу о другом. Вчера, как скоро приехав, взошел к себе в покои, то пришел ко мне будущий тесть с двумя сыновьями своими. Я нашел его в таких расположениях, каких я описать не могу. Мы оба со слезами говорили долго. Вашему величеству известны расположения сердца моего, с какими поехал. Но за долг считаю вам первой открывать всегда самые скрытные чувства сердца своего, и за первое удовольствие оное поставляю. Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно себе мог: недурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно. И уже извещен я, что если ли она сделала действо в сердце моем, то не без чувства и она с своей стороны осталась».[6]
Сговор состоялся, и спустя два дня Павел Петрович сообщает в письме матери о своей невесте: «Знаниями наполнена, и что меня вчера удивило, так разговор ее со мною о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтоб приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно и помня пример предместницы ее».
Спустя еще неделю верноподданный сын посылает следующую депешу: «Имя ваше здесь в таком почтении, какого изъяснить нельзя, и радость в сию минуту по причине того, что изволили меня сюда отправить, неописана, и вы не изволите поверить всему тому, что я вам о сем изустно донесу. Министры французский и австрийский дуются и распустили про нас слух, не будучи в состоянии про меня иного сказать, как что я горбат. Но думаю, что теперь перестали о сем говорить… Я еду отсюда в будущий понедельник через Рейнсберг, невеста моя последует за мною дней чрез пять».
