— А что делаете вы? — ледяным тоном произнёс Тео.
— О чём вы.
— Нет! — воскликнула Софи. — Впрочем, вы правы. Я сдаю коттедж, потому что нуждаюсь в деньгах, и мне не нравится, что здесь живут посторонние люди. Для меня этот дом полон воспоминаний.
— А что вы будете делать, когда уладите дела своего отца. Его долг так велик, как вы думаете?
Софи хотела сказать, что ее финансовые проблемы не касаются Тео, но промолчала. Она ни с кем не хотела говорить о долгах отца. Всю правду знал только менеджер банка и Роберт, сотрудничавший с отцом много лет. Они подозревали худшее. Но ни Мойра, ни Клэр ничего не знали. Им обеим было за пятьдесят, и они проработали у отца полжизни. Женщины потакали ему, заботились о нем, играли с ним в бридж.
И все они, включая Софи, жили в блаженном неведении относительно финансов фирмы. Лишь смерть отца вернула его дочь к реальности. Она просила последний курс в университете и погрузилась в мир бесконечных счетов.
Тео смотрел на Софи с равнодушным выражением лица. Она знала, что не дождется от него слои сочувствия. Слава богу, он не стал оскорблять память ее отца, спрашивая, как он мог быть таким безрассудным и оставить кучу долгов своей единственной дочери.
— Хуже некуда, — призналась Софи.
Тео промолчал. Он встал и налил ей еще вина.
Какого черта! Тео вовсе не хотел, чтобы кто- то плакался ему в жилетку! Поскольку он то и дело решал финансовые проблемы, ему до смерти надоели подобные истории.
Но провести ночь, читая электронную почту и занимаясь мониторингом трех компаний, ему хотелось еще меньше.
Тео вручил Софи бокал вина, наполненный почти до краев. Он знал: малейший намек, и она прекратит свои излияния. Софи не доверяет людям. Так что плохого, если она выговорится? Подруги подчас не те люди, которым можно открыться. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы весь город был посвящен в твои личные дела.
— Попробуйте объяснить, — предложил Тео, садясь в кресло. Фактически он следовал рекомендациям доктора — делал маленькое доброе дело. — Я хороший слушатель.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Софи посмотрела на замкнутое лицо Тео. С чего это он решил ей посочувствовать?
Он не вызывал у нее симпатии. В самом деле, Тео писатель, и он воплощал в себе любую из черт, свойственных творческим натурам.
Но сейчас Софи казалось, что на ее плечах непомерная ноша, что долги отца бесконечны.
Софи не смела никому открыться. Она могла бы найти поддержку у подруг из колледжа, но их разбросало по свету, к тому же они не виделись целую вечность.
Довериться знакомым в городе, даже тем, с кем Софи выросла, было бы большой ошибкой. Софи просто не могла позволить пошатнуть репутацию отца и показать всем пропасть ее финансового положения.
Ещё был Роберт. Софи нахмурилась при мысли о нем. По некоторым причинам она боялась посоветоваться с ним. Софи настораживали обещания Роберта помочь в любую минуту, и если нужно — деньгами.
Было почти предательством смотреть в загадочные зеленые глаза Тео и желать излить ему душу. Соблазн был еще и в том, что Тео уедет через несколько недель, унеся с собой все ее тайны.
— Вы часто слушаете откровения других людей? — спросила Софи с кривой усмешкой.
— Обычно я не потворствую этому.
— Но вы сказали, что являетесь хорошим слушателем.
— Да. Однако это не значит, что я поощряю людей рассказывать о своих проблемах.
— Спасибо, что прояснили ситуацию, мне стало легче. Вам не нравятся люди, жалующиеся на жизнь?
— Большинство людей просят совета и хотят знать, как поступить. Но никто не может сказать, что им делать. Поэтому я не люблю подобные разговоры.
— Иногда человеку надо выговориться, — медленно сказала Софи.
— И я готов выслушать вас.
Тео никогда не говорил о Елене. На ее похоронах он был окружен сочувствующими друзьями. Он тонул в их соболезнованиях. Но не чувствовал себя способным поговорить с кем-то о своих переживаниях. Даже мать не смогла вызвать его на откровенность. Тео воздвиг стальную стену вокруг своих эмоций.
— Вы не знали о долгах своего отца? В этом проблема?
— Только отчасти, — призналась Софи. — Можно мне еще вина?
Тео почувствовал странное удовлетворение, открыв совсем не женскую черту характера Софи. Да она была именно такой — твердой, бесцеремонной, решительной.
— У вас в офисе творится нечто большее, чем неразбериха со счетами, — сухо заявил Тео. — Кто-то вел двойную бухгалтерию.
— Не смейте так говорить! Я не хочу разрушить репутацию моего отца! Я не хочу, чтобы его запомнили как человека, который оставил свою дочь в долгах! И я не хочу стать объектом жалости!
— Ладно. Насколько все запущено?
— Не знаю. Папа был самым неорганизованным человеком в мире. Его долги записаны на клочках бумаги. Вчера в офисе я нашла обрывок счета под диваном в гостиной.
— Он там жил?
— Когда был чем-то увлечён… На самом деле я ничего не понимаю в его записях. Роберт помогает мне, но их так много!
— Расскажите мне о Роберте. Чем он занимается?
— Он работал с моим отцом, время от времени. Как он говорит… Он тоже фармацевт. Я думаю, Роберт воспринимал отца как наставника, а тот хотел за неимением сына продолжить династию. Папе нравилось, что Роберт ходил за ним по пятим несколько лет, тем более я училась тогда в университете.
— Так что, вы с Робертом не виделись некоторое время?
— Выходит так, осторожно сказала Софи. Любопытство Тео дало толчок к пробуждению её способности тонко чувствовать людей. Он всегда знал, что кроется за быстрым взглядом, изменением в голосе, движением тела. Его Талант ржавел последние восемнадцать месяцев.
— По моему, вы что-то недоговариваете. Обычно так ведут себя женщины, у которых есть близкие отношения или секс. Я прав?
— Софи изумленно взглянула на Тео.
— Просто наблюдение, — тихо проговорил он и лениво потянулся к бутылке вина. Прилив адреналина взбудоражил его кровь.
Сильнейший заряд эмоций вдруг нахлынул па Тео, когда он посмотрел Софи в лицо, как будто он выиграл в важном деле или подверг свою жизнь смертельному риску, как это было несколько недель назад во время того крутого спуска.
Тео знал, что если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы он встретился с Софи в Лондоне, то злился бы на нее за то, что она пробудила в нем способность чувствовать, но здесь все казалось другим. Там у него был другой образ, образ человека, заключенного в сейф, в котором реальность была инородным элементом.
Здесь же он был мистическим писателем, не имеющим ни прошлого, ни будущего. Над ним ничего не довлело. Через несколько недель он мог упаковать свои вещи, послать за водителем и вернуться к нормальной жизни.