Глава 5. Графиня
Знаете, когда в книге очень много жести, она вызывает отвращение. История отталкивает от себя, неважно насколько прекрасны герои и как интересен сюжет, мало кого привлекают ужасные подробности. Хотя и на такую жесть найдутся свои почитатели, любители реализма, например, но такая книга явно не рассчитана на массового читателя. Массовому читателю нужны единороги, принцы, любовь до гроба и всякое такое, чего в настоящей жизни нет. Я бы тоже не отказалась, если бы мне снилось, например, романтическое свидание с красавчиком, а не жестокая сцена убийства.
Самое ужасное, что я не могу перемотать неприятную сцену, как в фильме, или пропустить несколько страниц, как если бы просто читала книгу. Не могу даже отстраниться от всего происходящего, я словно действительно там и это пугает меня. Все слишком реально, я даже чувствую запах гари, будто бы на самом деле дышу удушающим дымом.
В книге сцена смерти графини Ратморской описана от силы тремя предложениями. Ночью, после бала и очередного избиения, Анри слетел с катушек и убил свою приемную мать, после долгих лет издевательств и побоев. Скупо, одна суть, без подробностей. Старая стерва получила по заслугам – так можно решить с первого взгляда. Никто из читавших, наверное, и не обратил внимания на строку о том, что Анри был с ней безжалостен, как и она с ним. Одно дело читать подобное, а другое видеть собственными глазами. Людям со слабой психикой лучше удержаться от прочтения следующих двух страниц или даже трех, а те, кто рискнут, лучше запаситесь валерьянкой.
Женщина худая настолько, что костлявые плечи кажутся неестественно хрупкими, лежит на полу. Пышное бордовое платье с россыпью алых камней на лифе немного разодрано и укрывает пол пышным веером. Коричневые волосы собраны в высокую прическу с обилием кудрей, что укрывают алеющий от ее крови дорогой ковёр. Она всхлипывает, глядя на своего убийцу испуганными карими глазами. Веер морщин на ее лице в районе глаз и губ указывают на возраст от сорока до шестидесяти. На лице заметны остатки косметики, она любит ярко краситься и наряжаться, привлекая к себе внимание.
Все должны смотреть на нее, вероятно, поэтому в этой комнате столько зеркал. Кажется, это спальня в викторианском стиле, роскошь несопоставимая с обшарпанным домом барона. В зеркалах отражается худощавая фигура убийцы и сама графиня, а ещё огонь. Языки пламени начинают свой танец медленно, сначала заставляя тлеть тяжелые портьеры и дорогие гардины, чтобы потом неистовой пляской поглотить всё. Кто-то перевернул подсвечник, и свечи подпалили шторы. Едкий дым въедается в глаза, нужно уходить, но никто из здесь присутствующих не может этого сделать.
Тонкие, длинные пальцы сжимают шею женщины так, что ее глаза вот-вот вылезут из орбит. Она судорожно открывает рот, пытается дотянуться окровавленной рукой к шее, но не может. Ногти на правой ладони сломаны до кровавого месива, а левая рука прибита к полу ножом для писем чуть выше локтя. При этом женщина все ещё пытается дотянуться до хлыста, что валяется всего в нескольких сантиметрах от ее руки.
Как же хочется отвернуться и не видеть этого, но не могу даже глаз закрыть. Надеюсь, что сейчас все закончится, но нет, он отпускает ее шею с дикой ухмылкой. Нет, он не пощадил ее, это часть его игры. Ему нравится то, что он делает с ней. Нравится выражение страха и болезненной агонии на ее лице. Женщина судорожно вдыхает, пытается что-то сказать, но ее шея уже лиловая, говорить наверняка тяжело.
– Ну что, матушка, вам понравилось поменяться местами? – его голос словно сорван, холодный и расчётливый, голос не ребенка, а мужчины. По моей спине прошли мурашки, от ужаса, что вызвала эта фраза в сочетании с кривой улыбкой на его лице.
Волосы светлые, прическа, кажется, называется полубокс, но с длинной челкой спереди. Челка падает ему на лицо, на котором следы брызг крови, но не его. Раны от хлыста на его спине и груди, окрасили некогда белоснежную рубашку в алый, но вряд ли он чувствует боль, исключительно одну неприкрытую ярость.
Ничего человеческого не осталось в его лице. Псих, маньяк… и всего лишь ребенок. Сколько ему сейчас? Пятнадцать? Может быть немного больше. В книге нет точных упоминаний о возрасте, в котором Анри убил графиню. По телу прошла дрожь, это точно моя больная фантазия заставляет меня видеть такие кошмары? Огонь перекидывается на ещё одну стену, совсем скоро он отрежет от единственно возможного выхода и перекинется на дверь из дорогого дерева с позолоченной круглой ручкой.
– Ты — проклятое дитя, – прохрипела графиня с перекошенным от гнева лицом и плюнула в него кровью. – Нужно было убить тебя при первой же возможности.
– Нужно было, матушка, – смеется он, сначала нежно касаясь ее щеки, а затем большим пальцем нажимая на ее зажмурившийся глаз, – но теперь слишком поздно!
Она закричала, судорожно пытаясь отбиться, но даже ранить его не смогла. Из глаза пошла кровь, парень довольно улыбнулся, даже не ощущая омерзения от того, что делает. У меня же к горлу подступила тошнота, а на спине выступил холодный пот.
– Я проклинаю тебя Анри Эзеф! Ты сгниешь в той канаве, в которой я тебя нашла и никого не будет рядом. Никто и никогда не полюбит тебя, проклятое дитя Темного! – она судорожно задышала, прикрывая глаза, из которых ручьем текут кровь и слезы. – Твоя смерть будет ужасней моей, помяни моё слово!
Графиня хотела сказать что-то ещё, но мальчишка засмеялся, откинув назад голову. От этого зловещего звука дрожь прошла по телу, его я испугалась куда сильнее треска дерева, когда рухнула загоревшаяся кровать. Дым стал заметно гуще, даже я судорожно хватаю ртом воздух, не то, что они.
– Я не против оправиться в Преисподнюю, если встречусь там с тобой, – смеется он и, схватив хлыст, под прерывистые хрипы женщины заматывает вокруг ее шеи. Хватается за конец хлыста и ручку и сжимает горло женщины, душа ее.
Ноги в изящных женских сапожках елозят по ковру, она едва на мостик встала, доламывая ногти на обеих руках в попытке заставить его отпустить хлыст. Сдавленное кряхтение, стон и я не выдерживаю. Никакой сон, пусть и кошмарный не заставит меня смотреть на то, как этот некогда невинный ребенок превращается в чудовище.
Я всего лишь хочу его остановить! В конце концов, это мой сон! Здесь все должно быть так, как я хочу! Но все равно удивляюсь, когда то, что я в него бросила, достигло цели. Анри пошатнулся, выпустил из рук хлыст и схватился за правую щеку, из которой хлынула кровь.
