Ф’лессан никогда не был усердным учеником — его интересы, равно как и способность сосредоточенно мыслить, как правило, подчинялись одной цели: улизнуть с уроков и хорошенько повеселиться. Запечатление бронзового Голант’а заставило его наконец стать дисциплинированным: пренебрегать своим драконом он не мог. Приобретенное упорство и сосредоточенность привели к тому, что он стал одним из лучших всадников, и мастера Вейра ставили его в пример молодым.
Хонсю стал новой его страстью. Древний холд, украшенный великолепной настенной росписью главного зала, с самого начала обладал для молодого человека странной притягательностью: ему хотелось сохранить обнаруженные там древние сокровища и узнать как можно больше о его основателях и обитателях. С мальчишеской дерзостью, являвшейся отличительной чертой его характера, он назначил себя хранителем Хонсю. Он работал усерднее всех, разгребая грязь и мусор и восстанавливая первоначальный облик холда. Сегодня вечером он хотел разрешить одну загадку и специально выбрал это время для прихода в библиотеку Игипса, надеясь, что окажется здесь единственным читателем. Ему не хотелось, чтобы кто-то помогал ему в исследованиях или знал о них: страстное увлечение Хонсю шло вразрез с репутацией молодого всадника.
«Ты защищаешь Хонсю. Мне очень нравится бывать там, — сказал его дракон Голант’, устроившийся на жарком полуденном солнце вместе с другими драконами, чьи всадники прибыли на празднование Окончания Оборота. — Хорошие места, где можно погреться на солнце, чистая вода и множество жирных животных».
Ф’лессан, все еще тихо стоявший на пороге библиотеки, усмехнулся про себя: «Ты его нашел. И мы сохраним Хонсю. Он будет нашим».
«Да», — добродушно согласился Голант’.
Ф’лессан засунул летные перчатки в подаренную ему на праздник сумку: широкие отвороты перчаток, сшитых из кожи цеппи, были еще жесткими, несмотря на то, что вчера вечером он хорошо обработал кожу маслом. Сумку ему подарили Лесса и Ф’лар. Он редко думал о них как о матери и об отце: они были предводителями его Вейра — а это гораздо важнее, чем быть просто родителями. Тем не менее в день его рождения, в годовщину дня Запечатления — того дня, когда в его жизнь вошел Голант’, — и в день Окончания Оборота он всегда получал от них подарки. Ф’лессан не смог бы сказать, вызвано ли это тем, что его родители хотят напомнить ему о своем существовании, или тем, что они напоминают о сыне самим себе. В Вейре усыновление было в обычае: любой ребенок был окружен несколькими людьми, которые о нем заботились, и не обязательно то были его собственные родители. Когда Ф’лессан вырос, он понял, насколько легче такая жизнь, чем жизнь детей, воспитывавшихся в холдах. Ему повезло, что он родился в Вейре.
Он затолкал наконец перчатки в сумку, но все еще медлил входить в читальный зал. Ему не хотелось тревожить девушку, настолько погруженную в свои исследования, что она даже не замечала чужого вторжения.
«Не было еще никого, кому не нравилось бы твое общество», — заметил его дракон.
«Я не хочу нарушать ее сосредоточение, — ответил Ф’лессан. — Откуда нам знать, может быть, она изучает что-то, что поможет ей обрести новую профессию во времена, которые наступят После!»
«Драконы всегда будут нужны Перну», — твердо заявил Голант’.
Голант’ часто повторял это утверждение. Казалось, он сам себя уговаривает. Впрочем, возможно, убежденность бронзового дракона была искренней — или, скорее даже, это была убежденность Мнемент’а, поскольку огромный бронзовый Ф’лара пристально интересовался обучением и воспитанием всех бронзовых, вылуплявшихся на песке площадки Рождений Бендена, и сам был в некотором роде их наставником. Однако в планы Ф’лессана вовсе не входило становиться предводителем Бенден-Вейра и наследником Ф’лара. Ф’лессан искренне надеялся на то, что Ф’лар будет управлять Вейром по меньшей мере до конца этого Прохождения. Уже само по себе это стало бы для Ф’лара достойной наградой — если учесть, что ему удалось сделать с теми малыми силами, с которыми ему пришлось возрождать авторитет Крылатых. Жизнерадостному по натуре Ф’лессану больше подходила роль командира крыла, в особенности теперь, когда он заявил права на Хонсю. И, если предводители Вейра или, даже скорее, сам Ф’лар выступит с публичным заявлением, что, удалившись от дел, они с Лессой будут жить на Южном, никто не сможет оспорить право Ф’лессана на владение Хонсю-холдом.
В отличие от лордов-холдеров предводители Вейров не передавали власть по наследству. Примером вполне мог служить недавний случай, когда Р’март и Беделла Телгарские уступили власть над Вейром другим всадникам. Новыми правителями Вейра предстояло стать всаднику лучшего бронзового в Вейре и молодой королеве, которая первой поднялась бы в брачный полет. Ну а лучший бронзовый определялся как встарь: тот, кто сумеет догнать королеву. Д’фери, всадник бронзового Виллерт’а, теперь был предводителем Телгар-Вейра, а его госпожой стала Палла, всадница золотой Талмант’ы. Ф’лессан хорошо знал их обоих; он знал, что они станут хорошими предводителями и будут достойно управлять своим Вейром, пока с неба еще падают Нити.
«Если мы не возгордимся и не совершим тех ошибок, которые сделали Предки, — прибавил про себя Ф’лессан, — и если не станем рассчитывать на получение от холдов дани, которую они обычно платили Вейрам во время Прохождения. Во времена, когда Нитей больше не будет, не будет и десятины».
Движение в читальном зале привлекло его внимание, оторвав от раздумий. Девушка пошевелилась, ее сапоги царапнули каменный пол. Она сидела, склонившись над столом и опираясь на столешницу локтями. Мягкий рассеянный свет позволял хорошо разглядеть ее профиль; она поджала губы, сосредоточенно вчитываясь в лежащие перед ней бумаги, нахмурилась, потом вздохнула. Ф’лессан видел четко очерченную черную бровь, высокий лоб, длинный, но красиво очерченный нос; пожалуй, ее внешность нравилась молодому человеку. У девушки были отливающие медью каштановые волосы, коротко подстриженные на макушке, чтобы голова не потела под летным шлемом, но длинные на затылке: волнистая масса волос, аккуратно подрезанных на концах, спускалась до середины спины.
Внезапно девушка обернулась, словно вдруг ощутила чужое присутствие.
— Прошу прощения. Я думал, что буду здесь один, — прямо сказал Ф’лессан, делая шаг вперед. Его новые ботинки позволяли двигаться практически бесшумно.
Судя по удивлению, написанному на лице девушки, она также полагала, что сможет позаниматься в тишине и одиночестве. Она приподнялась и уже собиралась отодвинуть стул, когда Ф’лессан жестом остановил ее. В большинстве своем всадники знали, кто он такой; обычно он вылетал на бой с Нитями со всадниками двух южных Вейров и присутствовал почти на всех Запечатлениях. Последнее было в какой-то мере его причудой: на каждом Запечатлении они с Голант’ом словно бы заново подтверждали свою пожизненную связь и верность друг другу. Теперь, посмотрев девушке в лицо, он узнал ее.
— Ты — Тай, верно? Всадница Зарант’ы? — спросил он, надеясь, что ничего не перепутал и все запомнил правильно.
«Ты всегда все запоминаешь правильно», — заметил Голант’.
