Все годы учебы в закрытой школе Девина стойко переносила одиночество. Она воспитывала в себе волю, она все преодолела, стала сильной, она рассчитывала только на себя, она была полна решимости не зависеть от любви отца и вообще ни от чьей любви.
Любовь — это ловушка, считала Девина. Любовь стала ловушкой для ее красивой, много страдавшей матери, которая жила ради Харви Дейла, сносила без единого упрека его невнимание, его бесчисленные романы.
Девина не могла представить себя на месте мамы, хотя она любила ее за мягкость, за чуткость и даже за ее самопожертвование. Неизбывная боль осталась в сердце двенадцатилетней девочки после смерти матери. Позже она решила, что никогда не окажется на ее месте, никогда не будет такой — ни для отца, ни для любого мужчины. Выживают только такие, как Харви Дейл, — сильные, безжалостные, использующие любовь. Она тоже намеревалась выжить.
И поэтому Девина занялась образованием, искусством. Не обладая талантом, она научилась высоко ценить талант других, без преклонения перед кем-либо. Несколько месяцев назад, в восемнадцать лет, она окончила школу и поселилась в доме страшно баловавшей ее тети Эмили.
Девина знала себе цену. Признанная красавица, она была еще и богата, поэтому ее руки добивались многие. Наконец она стала взрослой. И она была готова войти в общество, чтобы воспользоваться открывшимися перед нею возможностями.
Но неожиданно отец распорядился ехать к нему — в какой-то захолустный шахтерский городок на юго-западной границе поселений. Тумбстон! Девина была возмущена. Воображение рисовало жуткие картины. Как она сможет там жить?! Да и можно ли вообще там нормально жить? Дикий, нецивилизованный Тумбстон, где царило такое беззаконие, что это вызвало тревогу даже у самого президента Артура. Она столько лет училась ценить красоту — и зачем? Чтобы прозябать в краю, населенном дикарями?
Воспоминание взволновало Девину. Вчерашнее неожиданное признание отца нашло отклик в ее душе, так истосковавшейся по любви. Он сказал, что очень любит ее. Наверное, и маму он любил, но как-то по-своему.
Внезапно в памяти Девины вновь возникли холодные, темные глаза, пронизывающие насквозь, безжалостные, упорно снившиеся ей всю ночь.
Она помнила его мускулистое твердое тело, его сильные руки, поддерживавшие ее. Но не забыла она и о револьвере, и об угрозах…
Девина глубоко вздохнула, распрямила спину и вызывающе вздернула подбородок. Что это нашло на нее? Неужели она позволит обыкновенному преступнику — невежественному, опустившемуся ковбою — запугать ее? Она, смело смотревшая ему прямо в лицо, сейчас вела себя как безвольная размазня!
Порадовавшись, что никто не видел ее позорной слабости, Девина почувствовала, как нарастающий гнев укрепляет ее решимость. Она вновь вспомнила его слова:
«От вас никакого проку…»
Почему эти слова продолжали всплывать в ее памяти?
Отмахиваясь от тревожного вопроса, Девина еще раз глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение. С обжигающей ненавистью — она и не думала, что способна на такое, — Девина вновь поклялась себе: она позаботится, чтобы этот трусливый грубиян, так оскорбивший ее, понес наказание, а она будет улыбаться, когда ему придется взять назад каждое свое грубое слово.
Дрожь прошла, и Девина, твердой рукой пригладив волосы, с напряженной улыбкой на нежных губах вошла в залитую солнечным светом столовую.
Харви Дейл поднялся навстречу дочери. Он с удовольствием отметил, что Девина выглядит здоровой и сильной. Облегчение, любовь и гордость наполнили его сердце, и он выпрямился во весь свой внушительный рост. Аристократические черты его лица тронула обаятельная улыбка, вскружившая немало толков даже благоразумных дам.
Девина, его дорогая дочь, он так ужасно скучал по ней. Решив доставить себе еще несколько мгновений удовольствия, Харви задержал взгляд на совершенных, как на камее, чертах лица Девины. Эти кристально чистые голубые глаза, эти нежно очерченные брови, густые ресницы — все так напоминало ее мать! Изящная линия скул, тонкий профиль, прекрасно очерченные губы. Только волосы у нее были другие — сияющий серебристо-белый нимб. Такие же были когда-то и у него. Если бы ее волосы были темными, Девина была бы точной копией матери, его дорогой Регины.
Регина… его королева. Да, она действительно была красавицей, и он глубоко любил ее. Он даже не понимал, насколько сильна была любовь, пока не потерял жену. Но он уже давно перестал упрекать себя за то, что, потворствуя своим страстям, причинил Регине много страданий за годы совместной жизни. Он расстался с сожалениями, убедив себя, что Регина видела его недостатки и все равно любила его.
Харви Дейл прекрасно понимал, что с Девиной дело обстоит совсем по-иному. Девина потеряла мать в двенадцать лет, и уже тогда она была смышленой и восприимчивой девочкой. Она помнила о тех многочисленных ночах, когда он не возвращался домой, помнила о переживаниях матери. И не простила. В приступе детского гнева и горя после смерти матери Девина с яростью бросала ему упреки в неверности. Это стало причиной их отдаления друг от друга. Он пытался преодолеть его, потакая ей во всем, но такое поведение не принесло ему ничего, кроме боли. И наконец, осознав, что полностью утратил контроль над ситуацией и что все только ухудшается, он послушался совета доброжелателей и отправил Девину в закрытую школу.
Надо признать, что ее отсутствие позволило ему уделять больше времени и делам, и интимным развлечениям. Со временем враждебность между ним и Девиной стала как-то забываться, и он даже смог бы убедить себя, что все опять хорошо, если бы не чувствовал ее упорную и непробиваемую сдержанность в отношениях с ним.
Наконец с глубокой болью Харви Дейл понял, что любящего, доверчивого ребенка, которым когда-то была Девина, больше не существует. И именно тогда он осознал, что отдал бы все, ради чего он так упорно работал, только за то, чтобы увидеть искреннюю любовь к нему, сияющую в глазах Девины.
Девушка росла, характер ее становился все тверже и независимее, и воля стала такой же несгибаемой, как и решимость пренебрегать его распоряжениями. Но несмотря на ее возражения, Харви Дейл твердо стоял на своем. Регине он не дал того, что она заслужила, и он решил, что даст Девине гораздо больше.
Харви Дейл осуществлял свой план в отношении Девины, прибегнув, не отличаясь последовательностью, к строгости. Он добился того, чтобы Девина жила с ним. Она была умна, красива, хорошо образованна, но, как он признавал с сожалением, ужасно избалованна.
Он не лукавил, когда говорил, что глубоко любит ее. Он понимал, что такая глубина чувств несвойственна его натуре, не мог объяснить этого. Но он был не уверен, объясняется ли это тем, что она — его дочь, его плоть и кровь, или же тем, что он четко видел себя в ней, несмотря на отсутствие внешнего сходства. Он лишь знал, что боль, которую ему причинило ее отдаление, потрясла его так же глубоко, как и радость, которую она ему дарила. И он об этом не забывал. Девина была единственной в этом мире, кого он любил больше самого себя. Она была его прекрасным ребенком. Неужели она никогда вновь не полюбит его?
