16 июля
Максим 12:02
Привет, Полин! Грущу в командировке, без тебя радость не в радость, я бы лучше с тобой время проводил. Как ты? Как прошел твой первый день? Как тебе город? Как вообще все? Скучаю. Максим.
Полли 12:15
Приветище! Как же я рада твоему письму. Город замечательный, жалко только, что тебя нет. Я познакомилась с одним парнем, он помог мне в первый день (смешная получилась история – приедешь, вместе посмеемся), а сегодня он меня по Питеру водил.
Максим 12:17
То есть прямо все хорошо? Все идет по твоему плану? Целиком?
Полли 12:22
Ну, не совсем, если честно.
Максим 12:23
А что такое? Расскажи, я так переживаю, как ты там.
Полли 12:30
Спасибо, Максим. Мне приятно это слышать. Знаешь, я тебе на самом деле не все рассказала. Оказывается, бабушка в мае написала мне письмо, отец только недавно мне его отдал. Бабушка раньше никогда не говорила, что она из Петербурга. А в письме она рассказала мне одну историю, связанную с поэтом Тагановым. Он же тоже питерский, ваш. У бабушки с ним был роман, знаешь, бурный такой и грустный. Ей всегда было тяжело говорить об этом, а тут – целое письмо, подробное. Наверное, она не могла это все вслух проговорить. А бабушка, оказывается, всю жизнь жалела, что рассталась с Тагановым. Представь, пятьдесят лет жалела! И я хочу увидеть все места, описанные в ее письме. Это все так странно и волшебно, если честно. Как будто прочитал книгу, а потом смотришь ее экранизацию в режиме реального времени, только декорации настоящие. Одной сложновато все маршруты искать, я плохо пока ориентируюсь, а времени не так уж и много. А мой новый знакомый – Андрей – странный он, конечно. Дерганый какой-то. И мне кажется, приврать любит. Рассказывал, что водит катер, ты представляешь? В общем, мне неудобно его послать (наша семейная извечная проблема, ха-ха), вот и мучаюсь немного. Вот, выговорилась, и сразу легче стало! Какой же ты молодец, Максим, возвращайся уже скорее!
Полина, я не верю и никогда не верила в любовь с первого взгляда. По-моему, это чувство формируется с действиями и поступками, которые совершает или не совершает понравившийся нам человек. Грубо говоря, мы любим или не любим людей «за что-то», в хорошем смысле конечно. Нами движет сочувствие или сострадание, восхищение и интерес, удивление или даже непонимание.
Совершенно точно помню момент, когда я осознала, что действительно буду с Тагановым. Это была такая точка невозврата, я четко ее почувствовала: момент, когда еще можно было уйти и сказать «нет», и то ощущение, когда он уже прошел, буквально секунду назад.
Слава был сиротой, но от матери ему в Петербурге осталась девятиметровая комната, в которой он, беспрестанно воюя с соседями, и проживал. Я не хотела к нему идти. Казалось, что меня и так уже с космической скоростью затягивает в его абсурдный, хаотичный, переполненный бесконечными новыми знакомствами, словами, стихотворениями и его собственной персоной мирок.
Как подобрать слова? Знаешь, в чем разница между понятиями «бегать» и «носиться»? Бег подразумевает конечную цель. Таганов – носился. И все мое существование вместе с ним было сплошным хаосом. Как будто он, пробегая мимо, схватил меня за руку, и пришлось оставить все решения на потом и мчаться вместе с ним, пока ни во что не врезались и не упали.
«Послушай, что я написал», – говорил он не подразумевающим возражения тоном, и это выходило настолько естественно, как будто в моей жизни всегда было принято идти посередине улицы или декламировать стихи, толкаясь в автобусе.
Таганов всегда вел себя непосредственно. Он вообще очень часто говорил: «Пойдем», «послушай», «посмотри», «повремени», «подержи». И так же он заявил мне: «Пойдем ко мне домой, ты же там ничего не видела!» Но тогда мы были еще плохо знакомы, я не понимала его с ходу, и ему пришлось пояснять: мол, это же понятно, что мы должны быть вместе, а ты даже не видела, как я живу, ну ты что?
И я пришла в его комнату. Я представляла себе аскетичную берлогу настоящего интеллигента или донельзя захламленный хлев, но, представляя место, где мы никогда не бывали, мы часто не угадываем сразу во всем.
У Славы было чисто и вместе с тем ужасно тесно. Как в архиве или на складе книжного магазина, где добросовестно убирается уборщица. Книги заполонили всю эту светлую маленькую комнатушку. Самодельные полки тянулись вдоль всех четырех стен – огибая поверху окно и продолжая свой путь над диваном, над старыми, потемневшими этажерками. На подоконнике бесконечными рядами тоже были составлены книги. Солнце проникало в эту комнату лишь благодаря тому, что окно было очень высоким и выходило на солнечную сторону.
