Голова кружилась в пьяном танце, в горле встала тошнота, и, задерживая ее, Эльда прикрыла рот ладонью, стиснула зубы, будто это могло помочь перетерпеть мучения. Только когда маленькие детские руки обхватили ее шею, а испуганный, чуть ли не плачущий голосок заныл в ухо: «Мама, мамочка, что с тобой?», Эльда смогла собраться с мыслями.
— Ничего, Гаспер, не волнуйся, — поднатужившись, промолвила она.
Гаспер словно не верил ее словам, от страха, вцепился в материнское предплечье, заглянул уже увлажнившимися глазами в ее лицо, ища честного ответа.
Боль несколько отступила, из рвущей превратилась в ноющую, но сил подняться, по-прежнему не находилось. Эльда взглянула на сына, слабо улыбнулась, надеясь обмануть.
— Ну, чего ты так переполошился, Гаспер, — ласково промолвила она и провела ладонью по жестким волосам сына, — еще ничего страшного с твоей мамой не случилось, а ты сразу в слезы. Ты же мужчина, а мужчины не плачут.
— Тебе больно, — не столько спросил, сколько подтвердил он, — это он тебя мучает? Ты скажи ему, что если он тебя будет обижать, я не буду с ним дружить!
И в наивных глазах мальчика мелькнула недетская серьезность и ожесточенность, насторожившая Эльду.
— Нет, Гаспер, ребенок тут ни при чем, — сказала она без напущенной мягкости, понимая, что сына уже не проведешь, — не надо его винить. Мне уже намного лучше. Давай-ка лучше обедать. Еда всем сил прибавит.
Эльда снова оперлась на подоконник, помедлила мгновение, отдышавшись, и поднялась. Ноги все еще плохо слушались, дрожали от напряжения, гудели. Все, что могла Эльда, это кое-как добраться до стула возле обеденного стола и бессильно опуститься на него. Есть не хотелось, однако надо было, иначе Гаспер, глядя на мать, сам бы ложку в рот не взял.
Только тогда Эльда заметила Териза. Всегда шустрый и решительный мальчик стоял на пороге комнаты, неловко топтался на месте, по-видимому, стыдясь того, что стал случайным свидетелем приступа Эльды.
— Извините, — пролепетал он, когда понял, что на него обратили внимание, — но к вам надо бы лекаря позвать. Я просто знаю. У мамы, было похоже.
— С мамой все будет хорошо! — крикнул Гаспер, не желая дослушивать страшных уху слов, прижался щекой к Эльде и одарил Териза ненавидящим взглядом.
— Гаспер, не надо кричать, — остудила пыл сына Эльда, — Териз же хочет помочь. И надо быть ему за это благодарным. Териз, — обратилась она к маленькому гостю, — садись за стол, пообедай с нами. Я сегодня напекла пирогов, но боюсь нам с Гаспером не съесть всего.
Мальчик не заставил себя уговаривать, мгновенно позабыл об обидных словах Гаспера, проворно подскочил к столу, уселся и, предвкушая, потер ладони. Гаспер, угрюмый и недовольный, молча уселся возле, вяло поболтал ложкой в тарелке супа.
И вдруг по дому пробежал сквозняк. Он взбил длинные волнистые пряди Эльды и выскользнул в окно.
Значило это только одно — кто-то еще пришел без приглашения.
Эпизод 4
В тот день, когда ее мир повис на волоске над бездной разрушения, Азея приказала себе не бояться. Никогда и ничего. Ведь было же время, когда она не страшилась одиночества.
Трагедия, скосившая Азею, как наточенная коса сухую травинку, случилась три года назад. Они с Линвардом ждали малыша, первенца, мечтали и строили планы, но все рухнуло в тот миг, когда знахарка Лаира, не говоря ни слова, лишь скорбно поджав губы, вложила в дрожащие от волнения руки Линварда бездыханное тельце в мятой мокрой простыне. Азея сама тогда была при смерти, и, наверное, только любовь Линварда спасла ее. Но жизнь после того, как она узнала правду, оказалась немногим лучше смерти.
Линвард сумел пережить и перебороть горе. Как с врагом он сражался с отчаянием и одержал победу. В нем снова затеплилась надежда на отцовство и вера. В себя, в жену, в судьбу, которая не может быть настолько жестокой.
Но Азея после трех лет бесплодия уже не верила ни во что. Она боялась, что, не способная подарить Линварду ребенка, станет несносной обузой, и муж, в конце концов, найдет утешение в объятиях другой женщины, и ее оставит прозябать в одиночестве и медленно, бестолково стареть. Эти уничтожающие выводы стихали лишь тогда, когда Линвард был рядом и утешал ласковым словом и, доказывая, что, каким бы острым ребром не повернулась их жизнь, он не отвернется от Азеи.
Но все бесследно исчезало, когда Линвард уходил. Страшные предположения, дождавшись подходящего момента, как насекомые, вылезали наружу и принимались неистово пожирать ту радость, которой жила Азея. Злые, чужие голоса нашептывали ей истории об обманах, колючей лжи и неверности, о женской наивности, переходящей в глупость. И, что самое ужасное, эти пагубные мысли стали плодородной почвой для самого разрушительного для любви чувства — ревности.
В жизни Линварда существовало две женщины — Азея и Эльда. Любимая жена и дорогая подруга. Обе одинаково бесценные, но каждая по- своему. Когда-то обеих связывали теплые, дружеские отношения: Эльда радовалась, что требовательный Линвард наконец-то нашел ту, с которой был готов разделить жизнь. А Азее просто нравилась добрая, безобидная, доверчивая Эльда. Но после выкидыша все изменилось, Азея, не злобно, но, завидуя семейному счастью Эльды, все больше сторонилась ее и, постепенно, начала видеть соперницу.
От окончательного ревностного безумия Азею спасал сильный характер. Борясь за счастье, она терпела. Когда Линвард уходил навестить Эльду, кивала, говоря: «Конечно», а сама с грустным нетерпением ждала его возвращения. Думала, что муж не догадывается, но Линвард видел супругу со всеми ее мучениями насквозь. Замечал, как потухал ее взгляд во время разговоров об Эльде, какими резкими и порой, обидными словами она сыпала в такие моменты. Недоумевал: «Почему?» Но всегда прощал, потому что не мог иначе. Выбирать между двумя женщинами он не мог и не хотел.
Но ничего не менялось. Отчасти потому, что в жизни Азеи был один человек, который подпитывал ядом ее и без того ослабевший разум. Ниана…Дай этой женщине в руки краски, она не раздумывая залила бы черным весь мир, не оставив и царапины для проблеска света. Она не верила ни в любовь, ни в дружбу, ни в добро.
Не удивительно, что у нее почти не было друзей. Азея Ниану не поддерживала, но просто жалела эту одинокую женщину. Ниана же прилипла к ней, как пиявка и, подобно этой твари, сосала из Азеи веру в лучшее. Это она внушала, что Линвард, как и все мужчины, лжец и бабник, а Эльда — прячущаяся под личиной любящей жены, стерва, жадная до сердец чужих мужей.
В тот день Ниана снова, нежданная, пришла навестить Азею. Линварда, не переносящего ее зависть и злобу, на счастье, дома не оказалось. Высокая, худая до выпирающих костей, Ниана, как струйка, просочилась в полуприкрытую дверь и уселась за стол. Ее жидкие черные волосы были собраны в узле на затылке, впавшие светло-серые глаза, окруженные глубокими морщинами, глядели на Азею с недовольством. Будто сварливая бабушка пришла отчитывать провинившуюся внучку.
