– Объясни. Сейчас. Я смогу все понять, если буду знать. – Купер прислонился к стене, которая была настолько древней, что в составляющих ее камнях образовались каверны, где поселились мхи и трава. – Я действительно умер или это все только сон? Я ощущаю себя бодрствующим, но… Может, я в коме? А все это какой-то гребаный комаленд? Сесстри сказала, что я мертв. А ты – мертв? Что это за техногенное чистилище? И что…
– Хорошо, хорошо. – Эшер вскинул руки, словно защищаясь, когда на них бросила яростный взгляд торговка мясом. В ее глазах читалось, что она считает их просто двумя ослами, мешающими ей проехать по узкой улочке. – Давай отойдем и позволим этой милой даме доставить свой груз по назначению.
Куперу показалось, что Эшер пытается уйти от разговора.
Телега со скрипом покатилась дальше, оставляя за собой след водянистой крови, сочившейся из обернутых в ткань кусков мяса. Возница прочистила горло, явственно выражая свое недовольство. Купер проводил взглядом разделанные туши, и перед его внутренним взором предстало его собственное, безжизненное и холодное тело, оставшееся лежать где-то настолько далеко отсюда, что само понятие расстояния казалось неприменимым.
– На… на Земле мы не… не просыпаемся, после того как умираем, – это прозвучало так глупо, так беспомощно.
– На Земле? – весело воскликнул Эшер. – Вы назвали свой дом в честь грязи?
– Иди на хрен! – нахмурился Купер. – Ты вообще-то учить меня должен, а не издеваться над культурным наследием моей родины. Посмертие и без того штука не самая простая.
– Какое еще посмертие? – с неподдельным удивлением спросил Эшер, разглядывая троицу покупателей, что, горделиво задрав носы, волокли на себе ярко раскрашенные мешки. – Существует лишь жизнь.
– Бессмыслица какая-то, – заявил Купер, ощущая, как его смятение начинает перекипать в гнев. Вот и хорошо – с гневом он мог совладать, гнев был ему знаком. – Если я жил и умер, то это место, где бы оно ни находилось, предназначено для посмертия. Ведь я попал сюда после смерти, так?
– Нет! Благословенные обдристанные колокола, это только начало, – вот что я пытаюсь донести до тебя. – Эшер скривился, стараясь как можно аккуратнее выбирать слова. – Ты живешь, и живешь, и живешь, и однажды, если, конечно, повезет, останавливаешься.
– Так, давай напрямик: ты утверждаешь, что когда кто-то умирает… он просто просыпается где-то еще? – Купер поморщился, представив себе сотню таких пробуждений, какое он испытал этим утром. А потом и тысячу. – А ты? Ты тоже умер?
– Я древнее самой грязи, – усмехнулся Эшер.
Купер был ошеломлен тем, с какой легкостью его спутник рассуждает о столь важных вещах. С другой стороны, если все, сказанное им, – правда, то кому бы все это не приелось за многие и многие тысячи дней?
– А потом они опять умирают и просыпаются где-то еще? Снова, снова и снова?
– Большинство и в большинстве случаев.
Лицо Эшера на долю секунды исказила угрюмая гримаса, но ее тут же вновь сменила привычная маска напускного спокойствия. Но чуть дольше он стоял, делая глубокие вдохи и обхватив себя руками, словно ему очень неуютно.
– Точно. Кроме кровавых шлюх. Они-то остаются здесь.
– Верно, – кивнул Эшер.
Река мыслей Купера прорвала дамбу, и вопросы хлынули неудержимым, непрерывным потоком:
– А мы все попадаем в одни и те же места? Что происходит, если мы просто не хотим начинать все заново? Почему я проснулся в своей одежде? И все люди просыпаются вот так – на каком-нибудь холме? Откуда возникают наши новые тела? Откуда ты знал, где меня искать? Ты кто-то вроде социального работника? И почему именно я? Почему ты помогаешь мне, ведь миллионы людей, должно быть…
– Сделай глубокий вдох!
Эшер обхватил подопечного за плечи, но любые наставления сейчас были бессмысленны.
В голове Купера гремел водопад мыслей о том, какие еще странности возможны в этом мире: принимая факт, что не спит и не находится в коматозном состоянии, он должен был смириться и с тем, что только что совершил прогулку по мощеной улочке, где убийство проститутки – обыденная часть ее ежедневной работы. Он цеплялся за руку явного психопата, слышал голоса в своей голове – каких еще оттенков безумия следовало ожидать в будущем? Драконов? Зомби? Темных властелинов или империй зла? Контроля над разумом? Проказливых богов или строящих коварные планы инопланетян? Все эти варианты он отбрасывал один за другим ввиду их полной бессмысленности и несоответствия этим окрашенным в цвет хрома облакам и душе кровавой шлюхи, не способной вырваться из собственного тела. Купер осознал, что, чему бы он ни учился в течение жизни, единственной его сильной стороной и надеждой на данный момент могло стать лишь молчаливое признание собственного невежества.
Эшер, казалось, и вовсе не замечал постигшей Купера внутренней катастрофы.
– Ты очень скоро во всем разберешься. Нет, мы не следуем в наших жизнях по единому пути – мы уходим туда, куда тянет нашу душу, а потому прошлая наша жизнь редко всерьез отличается от последующей. Мы те, кто мы есть, отныне и вовеки веков. Часто мы просыпаемся более молодыми, и иногда разница в возрасте очень велика, но иногда оказываемся и старше. Тут, Купер, всегда есть место случайности.
– Подожди, что там насчет «прошлая наша жизнь редко всерьез отличается от последующей»? – Купер оттолкнул Эшера и широко развел руками. – По мне, так это все вообще ни хрена не похоже на то, к чему я привык!
Эшер помедлил, прежде чем ответить:
– Разумеется, случаются и исключения из правил. Это люди отважные, амбициозные или, – серый человек ткнул пальцем в самого Купера, – несчастные тупицы. – Тут Эшер предпочел сменить направление разговора. – Бывают и другие виды исключений. К примеру, кровавые шлюхи или большинство членов городского парламента привязаны контрактом к этому миру, городу и своим телам-тюрьмам.
Купер испытывал страх и облегчение в одно и то же время. Облегчение – от того, что сельские байки про Бога и рай, которые ему рассказывали в детстве, оказались столь же далекими от правды, как истории про космических ниндзя из японской манги. И страх, поскольку ничто из опыта прежней жизни не могло подготовить его к этому дню. Даже его острый язык был сейчас бесполезен.
– Но насчет жизни… Сесстри же сказала, что она не вечна? Этот город, Неоглашенград, – ведь сюда люди приходят действительно умирать, по-настоящему?
– Верно. – Эшер старался говорить как можно мягче. – Люди живут ровно столько, сколько должны, хотят они того или нет. Ближе к концу они отправляются в… нечто вроде паломничества. Существует много путей покончить с собой, если тебе этого в самом деле хочется, но только Подлинная Смерть дарует полное забвение. Не так уж много мест разбросано по разным мирам, где Подлинная Смерть способна прийти к тому, кто в ней нуждается, и ее благословение заполучить весьма непросто. – Он помолчал и добавил: – Впрочем, в последнее время таких мест становится больше.
