Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Правительство только что покинуло Париж, или, как наивно сказал один из его членов, переехало в Бордо, чтобы организовать победу на Марне…»
Я прочел Яну пятнадцать первых страниц романа Кокто «Самозванец Тома». Он слушал не прерывая. Когда ему хотелось что-то сказать, он нервно писал это на листках бумаги, потому что разрядился планшет. Шуршание бумаги меня раздражало. Первый текст – самый важный. Он позволяет увидеть, насколько глубоко мои слова могут проникнуть внутрь слушателя. Насколько он проницаем для литературы. Вначале слушатель или губка, или камень. Если надо преобразовать камень, работа библиотерапевта бывает сложной. Но какое удовольствие, когда ты добиваешься успеха!
В данном случае Ян наслаждался словами Кокто и этой изумительной историей о лжеце. Он вернулся в детство, когда его мать, чья душа еще не сжалась в комок, рассказывала ему истории перед сном. Чтобы подобраться к своим пациентам, я должен окунать их в ванну с доверием. Преграды падают легче, когда пациент лежит в тепле под одеялом и слушает своего самого любимого человека. Я люблю тебя, мама. Побудь со мной еще немножко. Ян, конечно, ни о чем не догадывался. Как другим, ему было нужно затеряться. Забыть материальные обстоятельства, чтобы полностью открыть себя литературе.
Я выбрал Кокто потому, что он идеально соответствовал положению, в котором находился Ян. Светский писатель с… как бы это сказать… надменным голосом. Да, именно надменным. Читать Кокто в красивом буржуазном доме? Мне не хватало перчаток, носового платка в нагрудном кармане и костюма, сшитого точно по фигуре. Кокто – Прекрасный Голос. Погружение в архивы ИНА[5], в пыль.
Когда я закончил читать, Ян протянул мне свой блокнот.
«Вы не могли бы продолжить чтение?»
– С удовольствием.
И я продолжил. Сорок минут чтения вслух. Удовольствие от текста. Приключения Тома. Романтизм, война, любовь. Надежда, что не умрешь. Я отрывался от земли, поднятый словами Кокто, которые всегда в конце концов увлекали за собой вверх и его. Я отрывался от земли, играя комедию (плохо играя), произнося каждый восклицательный знак, каждый вопросительный знак, как преподаватель, который желает произвести впечатление на слушателей-подростков, но, обеспокоенный внезапными движениями голов и все более многочисленными вздохами, в конце концов понимает, что половина класса мирно спит.
Внезапно Ян прервал меня, написав:
«Я устал, остановимся на этом. У меня очень болит голова».
– Хорошо. Я счастлив, что этот роман вам нравится. Оставляю его вам. В следующий раз мы поговорим о нем.
В Яне не было ничего от идеального клиента. Если бы он не был так изуродован, я бы его возненавидел. Как он посмел прервать меня в разгар чтения? Может быть, он почувствовал, что я немного переигрываю?
Но в одном он был прав: людей, чья жизнь – мучение, охотнее прощают. У меня в уме все было ясно. Я надеялся снова увидеться с ним, чтобы попытаться пробить стену, которую он построил между собой и другими. И мне были нужны деньги. Мелани ушла, и я должен один платить за квартиру, а владелица дома женщина раздражительная и живет на одной лестничной площадке со мной. Она не чувствует литературу, ее невозможно растрогать, она наблюдает, как я прихожу и ухожу и при этом серьезна, как немецкая овчарка. Я чувствовал за дверью неприятное дуновение: это она дышала. Я не люблю домашних животных. Я боюсь их с детства. С того дня, когда я, приглашенный на день рождения к другу, оказался нос к носу с большой семьей далматинов, а мои руки были заняты подарками. Далматины были такие же, как в мультфильме, но с клыками. Отец моего друга стал профессиональным заводчиком этих собак после того, как в одно дождливое грустное воскресенье сводил своего сына в кино. Там показывали классику Диснея. В тот день рождения собаки воспользовались приходом маленького товарища, который, в отличие от меня, принес только один хрупкий пакет с подарком, и решили лично встретить меня. Мне нужно было убежать, не потеряв мои дары. Это было нелегко. Даже невозможно. И наконец я пожертвовал пакетами ради спасения своих икр. Я вернулся домой весь в поту, волосы у меня на руках стояли дыбом. Моя мать была погружена в чтение и не заметила моего присутствия, несмотря на сопровождавший меня сильный запах пота. Я решил уничтожить видеокассету VHS со «Сто одним далматинцем».
Домовладелица-консьержка, или Двуногий оксюморон
На площадке за мной ведут слежку. Я должен скорее найти ключ и убежать, спрятаться в укрытие. Но все происходит как в фильмах ужасов, где героя всегда догоняют. Машина не трогается с места. Новая машина! Мои ключи падают. Поздно! Свет гаснет. Она выходит и зажигает свет. Ее дыхание действительно неприятное – горячее и плохо пахнет. Она часто дышит. Я поворачиваюсь – она рядом, стоит в нескольких сантиметрах от меня. Она из числа тех людей, которые считают, что, разговаривая с вами, обязаны бросать слова вам в рот, чтобы те не потерялись в пути. Господи, слушают ведь ушами, а не ртом!
– Вам надо бы подумать о том, чтобы внести плату!
– Добрый вечер, мадам Фарбер. Не волнуйтесь. У меня временные неприятности, но все наладится. Я вам заплачу.
– Очень надеюсь на это. Жизнь сурова для всех.
– Заплачу на будущей неделе, я вам обещаю.
– А ваша подруга что, здесь больше не живет? Если вы больше не можете вносить плату один, надо сказать об этом мне.
В этих словах я уловил два чувства своей собеседницы – удовольствие от осознания моего несчастья и печаль оттого, что она больше не увидит Мелани.
Мелани – женщина. Фигура, улыбка, волосы. Меня мадам Фарбер охотно бы заменила кем-нибудь другим. Но ушла Мелани, а я стоял теперь перед этой женщиной, которая похожа на Верлена со старой фотографии, сделанной в кафе «Прокоп». Только без абсента и со зловонным дыханием.
Марселина Фарбер, или искусство принимать посетителей. Воплощение такта. И воплощение великодушия тоже. Она владела половиной дома и была обязана платить налог на состояние. Однако мои неуплаты, кажется, портили ей жизнь. В семьдесят лет – никакой приветливости. Зовут Марселина[6] – как поэтессу, только поэзии в ней нет.
– Она в поездке по служебным делам.
– Понятно. Во всяком случае, не забывайте обо мне. Значит, на следующей неделе.
– На следующей, обязательно. Передайте от меня привет своей матери.
– Понятно, но маме не нужен ваш привет.
Мать Марселины до сих пор жива, хотя в это трудно поверить.
Она живет в тепле у своей семидесятилетней дочери. И конечно, должна платить дочери за квартиру, чтобы не оказаться на улице. Я испытывал нежность к этой матери, Августине, с которой случайно встречался три раза, когда она еще могла выходить из квартиры. Я испытывал нежность к Августине потому, что она с утра до вечера терпела мадам Фарбер. Такое мужество у девяностолетней женщины!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
