Книга Святы и прокляты - Юлия Андреева

— А ведь ты нагло врёшь, господин бывший императорский трубадур, будто бы не поехал в Англию за Фридриховой невестой из-за своего глаза! Плевал Фридрих на то, как выглядят его послы, тем более, что, после меня, конечно, ты ведь его первым дружочком числился, — веселился Вольфганг Франц, хлопая себя ладонями по коленкам и весело топоча ногами. — Обманул! А мы это дело в летопись вставили. Да когда это отсутствие глаза мешало трубадуру песни слагать?

А хочешь скажу, почему ты не поехал на самом деле? Потому что в то время уже несколько лет как ты утратил свою клешню и не мог перебирать струны!

Помню, уехали вы тогда с Фридрихом на пару недель, а обратно он тебя уже без лапы чуть ли не на руках доставил, лучших лекарей созвал, драгоценными винами поил, шлюх своих подкладывал. Лен опять же увеличил, и чуть ли не каждый день то цепь золотую принесёт, то перстень самоцветный с пальца снимет, то браслет на культю твою наденет. Когда же это было?.. Да, пожалуй, когда я из рабства возвернулся. Что? Будешь отпираться?

— Не буду, — Фогельвейде брезгливо пожал плечами. — Для того чтобы узреть неземную красоту Прекрасной дамы, хватит и одного глаза. Чтобы сложить песнь в её честь и записать для музыканта, хватит и одной руки. Фридрих же на меня тогда действительно был зол, вот и не пустил! Так что я не соврал!

— Может, хоть теперь расскажешь, как утратил руку? Уж сколько сплетен при дворе ходило? Чего только не выдумывали про тебя и Фридриха. Все ведь видели — император себя виноватым чувствует. Не томи уж, скажи. Неужели под горячую руку он сам рубанул?

— Нет, конечно.

— Расскажите, господин Фогельвейде! Теперь я нипочём не усну, всё время буду думать, что с вами произошло на самом деле... — Анна глядела на бывшего трубадура, боясь лишний раз вздохнуть, пропустив самое интересное.

— Скажи ещё, старый друг, чем это ты занимался при дворе без руки, а затем и без глаза? Про песни я понял, но неужели только этим? — Вольфганг казался заинтригованным.

— Я был советником Фридриха и ещё исполнял обязанности посланника при дворе, так как у меня отменная память и я способен запомнить то, что нельзя доверить бумаге. В общем, я был чем-то вроде голубя, в лапах которого можно уместить целый финансовый отчёт, план наступления, или... Собственно, поэтому я и могу пересказывать те далёкие события так, словно они имели место не далее чем вчера.

Что же до моего увечья... Произошло это давным-давно, когда Фридрих был влюблён в прекрасную Адельхайд фон Урсулинген, проживающую в доме жестокого отца. Отец требовал от своей непорочной мадонны смирения и послушания, не давая ей возможности запутаться в сетях какого-нибудь искателя приключений.

Фридрих был вхож в этот дом, где его знали как молодого дворянина из Апулии и всегда с радостью принимали. На самом деле, все прекрасно понимали, кто такой Фридрих, но упорно делали вид, что даже не догадываются. При этом он и Адельхайд на людях вели себя так, будто были безразличны друг другу, на самом же деле сгорали неудержимой страстью.

Обычно, сопровождая Фридриха к прекрасным дамам, я должен был охранять под дверью, дабы предупредить любовников, если их стоны пробудят дом и кто-нибудь пожелает проведать, не заболела ли девица. Обычно вместе со мной дверь караулила одна из доверенных служанок или фрейлин госпожи. С нею и я миловался в то время, когда Фридрих предавался любовным утехам с её хозяйкой.

Так было и в тот раз. Звуки поцелуев, стоны и скрип кровати быстро распалили нас со служанкой, так что вскоре она перестала строго выговаривать мне: «Да что вы такое делаете, господин Вальтер? Да что скажет господин? Да он прибьёт меня!». Служаночка блаженно развалилась на полу, а я, не будь дураком, забрался на неё. (Да простит меня госпожа Анна, за столь неприличный и не подходящий для её ушек рассказ, ну да из песни слова не выкинешь).

В общем, не успел я даже шнурка на штанах развязать, как на лестнице, ведущей в башенку непорочной красавицы, загрохотали сапоги... Полуодетый Фридрих вскочил со своей дамы, с поспешностью натягивая штаны.

— Прыгайте в окно! Там не высоко и кусты. — Я подтолкнул императора к подоконнику, готовый выпрыгнуть вслед за ним, в то время, как моя подружка честно держала дверь.

К слову, здоровенная была девица: могла бы и одна сдержать оборону! Но не её вина, что дверь попросту сорвалась с петель и рухнула. Так что, когда Фридрих уже выскочил из окна, я был застигнут при попытке к бегству.

А далее всё просто. Меня моментально узнали, и отец прекрасной «девственницы» отвёл меня на суд к моему же повелителю. Тот сидел в своей комнате тише воды, ниже травы. Сама мысль, что я мог притронуться к благородной госпоже совершенно невозможна. В этой части я чист точно агнец. Что дальше? Сказать, что пришёл к служанке? Тогда бы пострадала её честь, и уж, конечно, плутовку не оставили бы в доме, выгнали на улицу, заклеймив позором. Вы скажете, какая честь у простолюдинки? Но я никогда так не думал...

Фридрих пытался урезонить вызвавшего городскую стражу господина фон Урсулингена, будто бы я забрёл в покои его дочери исключительно по пьяному делу. Мол, залил глаза, уснул на пороге, а когда услышал грохот и крики, так испугался, что пытался сбежать. Ему не поверили. Мало этого, начали подозрительно коситься то на самого красавчика Фридриха, то на готовую провалиться от стыда Адельхайд.

Оставалось признаться, что я собирался ограбить госпожу. Правда, при обыске у меня ничего не обнаружили, но я сказал, будто бы испугавшись, выбросил добытую безделушку. Мне поверили.

Фридрих предложил более чем щедрый откуп, но фон Урсулинген задумал месть. Он отлично понял, что император лишил невинности его дочь. В подобных случаях такие хорошие подданные, как я, всегда терпят обиду с улыбкой на лице. Впрочем, Урсулинген мог бы дать понять, что узнал своего короля и господина, предложив Адельхайд в качестве фрейлины для королевы Констанции. Разумеется, он не смел нанести обиду и не стал бы пытаться убить императора, но в его силах было заставить его страдать. Первое — от того, что Адельхайд останется птичкой в клетке и не сможет поехать с ним. А второе — он отдал меня под суд, а суд повелел наказать меня как вора!

Приговор был приведён в исполнение в тот же день, на глазах у Фридриха, после чего инцидент посчитали исчерпанным. Вот почему Фридрих возился со мной, словно я был его пострадавшим братом. Вот почему я, крёстный бастарда Энцио, которого король всё же зачал в ту злополучную ночь, вот почему я присутствовал и при посвящении этого юноши в рыцари и почему, собственно, имел право интересоваться судьбами других отпрысков нашего монарха. Больше я уже не мог играть на лютне, но остался верен Фридриху, ни разу не пожалев о своём поступке.

— Изабелла Английская родилась через два года после проклятого детского крестового похода, а Елизавете Тюрингской или Венгерской в ту пору было пять лет. — Оруженосец взъерошил волосы на голове, протёр ладонями лицо и шею, собираясь с мыслью. — Как-то, помнится, Изабелла начала выспрашивать Фридриха об этом самом походе, что да как?