Взгляд Серафима, как показалось Сергею, вдруг стал печальным:
— Да и не всегда я понимаю то, что вижу, Сократес. Не могу тебе с полной уверенностью сказать, убьешь ли ты этих людей... а то, может, простишь их...
— Простить? Да я сперва отправлю их в ад!
— Они и так в аду.
— Это не оправдание!
— Нет, конечно же нет... — ответил старец. — Такому и не может быть оправдания. Порой даже объяснить такое непросто. Но однажды может случиться так, что ты увидишь этих людей как часть некоего своего большего «я». Тогда, в это самое мгновение, все встанет на свое место. Даже если тебя призовут на бой, ты будешь знать, что ты всего лишь бьешься с самим собой.
Серафим неторопливо зашагал, очевидно, подбирая слова:
— То, что я собираюсь рассказать тебе, я никогда не открывал никому — но тебе, возможно, это поможет кое-что понять в самом себе...
Когда-то и я был женат. Я был молод, влюблен, у нас было трое детей. Затем я ушел на войну, а их убили разбойники.
Он замолчал, затем, все так же неторопливо, продолжил:
— Как и ты, Сократес, я поклялся найти тех, кто... И готовился к этому, совсем как ты.
— И ты нашел их? — Сергей напрягся, словно в ожидании некоего знака.
— Да, и убил — всех до одного.
Сергей невольно вздохнул. Он не ожидал, что у него с его наставником может оказаться и такая трагическая связь.
— Серафим... когда ты узнал, что сделали с твоей семьей... скажи — разве это был не самый черный день в твоей жизни?
Но Серафим только покачал головой.
— Поначалу — да, но самый черный день пришел вместе с моей так называемой «победой» — когда мои руки оказались обагрены кровью тех людей... Понимаешь теперь? С руками в крови я стал одним из них...
— Причем здесь они? Ведь ты же...
— Убив дракона, сам становишься драконом, — повторил Серафим. — До сих пор тот день тяжелым грузом лежит на моей совести. Однажды сделав что-то, мы уже не в силах это изменить. Понимаешь? Вот так-то... Это была одна из причин, почему я взялся учить тебя — в надежде, что ты не повторишь моей ошибки.
В действительности и сам Сергей уже готов был сойти со своей прежней стези. Но его клятва, такая глубокая, которой он посвятил почти треть своей жизни, чтобы выполнить ее, оставила следы в его жизни, за которые он до сих пор продолжал цепляться.
— Но даже если я решу больше не мстить, — сказал он, — все равно кто-то должен остановить их, Серафим. Так почему не я?
Серафим еще раз пристально взглянул на него, словностараясь проникнуть в самую глубину его души:
— Может, ты и прав. Может, ты и в самом деле должен выследить и остановить их. Убить их. Заставить их страдать так, как страдал ты. И тогда — что тогда? По-твоему, на этом все и закончится? Тогда тебе не помешает убить и их детей, потому что они в свою очередь пойдут по твоему следу. Так что и их тоже убей, чтобы испытать ад, глубже которого ты никогда не видел. А может, ты ничего не почувствуешь. Возможно, их страдания даже принесут тебе удовлетворение. Но знай, что в тот день дьявол будет радоваться, потому что ты сам станешь тем злом, которое стремился уничтожить.
Серафим умолк, потом взмолился:
— Те, кого ты любишь, Сократес, обретут мир, когда этот мир воцарится в твоей душе. Так что спроси у себя сам — каков путь к духовному миру? Нужно ли начинать войну, чтобы обрести его? Или ты можешь создать его здесь и сейчас? Те, кто враждуют сами собой, терпят поражение на каждом шагу. Так что примирись с собой...
Помолчав, он добавил:
— Я понимаю, насколько болезненны твои воспоминания и как велика твоя решимость. Но не всякому чувству следует выливаться в действие. Независимо от того, какой путь ты выберешь — захочешь остаться здесь или продолжишь свой путь, я умоляю тебя посвятить свою жизнь высшей цели. Выдержи натиск своих эмоций так, как ты выдерживаешь натиск бури, — построй для себя укрытие веры и терпения, которое поможет тебе переждать непогоду. Освободи свою жизнь от тирании желаний, необдуманных поступков и импульсивных решений. Стань Божьим воином, Божьим слугой.
— Но... Как я могу узнать Божью волю? — спросил Сергей.
Серафим улыбнулся.
— Много мужчин и женщин куда мудрее, чем я, задавали это вопрос, Сократес. Мне ведомо лишь только то, что Бог говорит через твое сердце и что твое сердце укажет тебе путь… Как стать настоящим человеком. И мирным воином.
Слова Серафима, словно стрелы, вонзались в его сердце. И все же оставался один вопрос, который все не давал Сергею покоя:
— Но как же быть с теми людьми?
— Довольно о них! — воскликнул Серафим, — Похоже, это они тебя преследуют, а не ты их! Может, хватит позволять им направлять свою жизнь? И, набравшись смелости, показать им пример милосердия и сострадания, в котором они отказали тебе и твоей семье? Вот эти вопросы, если хочешь знать, исходят из самого сердца учения Xриста. Мало кто к ним прислушивается. Но ты — ты хочешь их услышать?
Серафим снова зашагал, словно у него легче получалось говорить во время ходьбы:
— Мы оба с тобой знаем, что ты могучий воин. Но можешь ли ты быть воином мира? Ты знаешь, как умирать, но научился ли ты тому, как жить? Будешь ли ты разрушителем или созидателем? Твои поступки — будут ли они пропитаны ненавистью — или любовью? Вот тот выбор, который тебе следует сделать.
— А моя тренировка — что же, она пропала зря?
— Ничто не пропадает зря, — возразил Серафим. — Ты обучился пути воина — так бейся, как воин! Объяви войну ненависти, восстань против невежества, борись за справедливость! Но вот что хочу тебе сказать: нельзя победить тьму еще большей тьмой. Только свет обладает силой изгнать тьму из этого мира.
Сергей услышал, как глубоко дышит старый монах, — он понял, что в этот миг его взгляд обращен внутрь. Затем Серафим сказал:
— К тому же... Эти люди умрут и без твоей помощи.
— Ты увидел это... в своем видении? — спросил взволнованно Сергей.
— При чем тут видение? Для этого достаточно понимать, что в конечном счете пожнет человек от разрушения, что он же и посеял. Они все умрут, как суждено умереть каждому человеку. Это нисколько не уменьшает важности вопроса, который по-прежнему стоит пред тобой: какую дорогу выбрать? Подумай над этим хорошенько. Твоя Аня — какой бы она хотела видеть твою жизнь?
На этом они расстались, и дальше Сергей зашагал один по узкой тропке, в молчании обдумывая все только что услышанное от Серафима и примеряя его слова к своим собственным рассуждениям и выводам. Все эти годы он жаждал пролить кровь злодеев, но в итоге увидел темноту, что притаилась внутри него самого. Сергею наконец стало понятно, что заставляет и людей, и целые народы восставать друг на друга. Как каждый акт возмездия, отчаяния и невежества только подливает масла в огонь, питая все то, что неизбежно следует за каждым насилием.
