30 ноября (13 декабря) послы России, Англии и Франции, каждый в отдельности, сделали Порте устный запрос, предложенный Греем. В нем говорилось: «Нами получены сведения, что германский генерал облечен чрезвычайно важной действительной военной властью. Эта власть дала бы этому офицеру положение, отличное от такового, когда-либо занимаемого каким-либо иностранным офицером в Турции. Мы полагаем, что Порта не предприняла бы чего-либо, что могло бы нанести ущерб независимости оттоманского правительства, и что его власть над Проливами и Константинополем остается неприкосновенной. Другие державы чрезвычайно заинтересованы этими вопросами и были бы очень обязаны Блистательной Порте, если бы она не отказала сообщить сведения как о договоре, заключенном с германским генералом, и о распространении его прав, так и о том, как оттоманское правительство понимает положение этого офицера»[707].
Российский военный агент в Вене, характеризуя сложившуюся обстановку, писал: «Прислушиваясь к тому, что говорят теперь в Вене, можно с уверенностью сказать, что император Вильгельм оценил момент, чтобы сделаться хозяином Босфора; при общей инертности и нерешительности, проявляемой заинтересованными державами противоположного лагеря, нельзя уже более сомневаться в успехе германской политики в Турции»[708]. Сложившуюся в это время в Османской империи и вокруг нее ситуацию Г. Хальгартен характеризовал следующим образом: «Германское железнодорожное строительство, германская военная политика, русский экспорт зерна, английские и германские сделки на поставку оружия, турецкая коррупция, французский капитал, вложенный в вооружения, — все это было увязано в один запутанный узел»[709].
Послы получили желательную для них информацию относительно контракта, по второму же вопросу великий визирь ответил, что это — внутреннее дело Турции. При этом он сравнивал положение генерала Лимана с положением адмирала Лимпуса и не нашел никаких причин для аннулирования или пересмотра германского контракта[710].
В своем официальном ответе великий визирь заявил, что «германский генерал был назначен главой военной миссии, членом военного совета с правом на один голос, инспектором школ и командиром 1-го армейского корпуса. Он будет формировать образцовые полки, через которые проведет офицеров других корпусов. Германский офицер не будет иметь власти над Проливами и будет командовать в Константинополе в случае осады, находясь в непосредственном подчинении военного министра»[711]. Он выразил протест против вмешательства держав во внутренние турецкие дела и заявил, что не видит никаких оснований для изменения договора с Германией, ибо функции Лимана фон Сандерса ничем не отличаются от статуса английского адмирала Лимпуса.
Уверенный в поддержке со стороны Германии, великий визирь резко и решительно отверг возможность всякого компромисса. Между тем 14 (27) декабря Лиман фон Сандерс вместе с десятью офицерами приехал в Константинополь, где через несколько дней приступил к исполнению своих обязанностей как командующий 1-м армейским корпусом.
В этот же день Сазонов вновь обратился через российского посла Бенкендорфа к Грею с предложением договориться с Германией на почве изменения контрактов с английским адмиралом и германским генералом[712]. Британское правительство сделало вид, что не возражает против этого предложения. В телеграмме О’Берни Грей писал: «Если выявится, что германское правительство готово согласиться на изменение контракта турецкого правительства с германским генералом в том случае, если контракт адмирала Лимпуса будет изменен так, чтобы его положение было аналогичным положению германского генерала, то мы будем поддерживать такое изменение»[713]. В тот же день помощник британского статс-секретаря по иностранным делам Никольсон повторил Бенкендорфу, что вопрос об изменении нынешнего положения адмирала Лимпуса принят во внимание в Лондоне.
Россия не могла допустить, чтобы Германия установила контроль над Проливами и завладела «ключами от дверей». Поэтому трудно было избежать крупного столкновения. «Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству», — писал Сазонов царю 8 декабря[714].
Немецко-американский историк Г. Хальгартен, рассматривая значение проблемы Проливов для России, приходит к выводу, что «внутреннее развитие России должно было привести к усилению ее контроля над Проливами, независимо оттого, укрепилась Германия в Стамбуле или нет; однако этим, конечно, не сказано, что дело дошло бы до европейской войны и в том случае, если бы Германия не протянула руки к Проливам»[715].
Николай II 27 ноября (10 декабря) 1913 г. «начертал» в Ливадии на предъявленной ему телеграмме Гирса из Константинополя свое мнение о роли российского флота: «Продолжаю считать первейшим условием спокойного развития юга России безусловное преобладание ее черноморского флота над турецким. Поэтому нам предстоит необходимость чрезвычайных усилий для достижения в будущем этого преобладания на Черном море»[716]. Между тем в конце декабря произошли некоторые изменения в позиции Берлина. По инициативе германского посла в Константинополе Ф. фон Вангенхайма возник план выхода из сложившейся ситуации. Его сущность состояла в том, что Лиман фон Сандерс будет повышен в чине. Это должно было послужить предлогом для оставления им командования 1 — м корпусом, потому что новый чин не соответствовал бы должности командира корпуса. Германского генерала переведут на новую должность, которая даст ему возможность руководить всей турецкой армией. Командование Сандерса корпусом продлится до тех пор, пока он не ознакомится с деталями турецкого военного дела и его недостатками. Реализация этого плана еще больше расширила бы полномочия Сандерса и усилила его влияние на турецкую армию[717]. На основе этого плана в самом начале 1914 г. начались переговоры между Россией и Германией. В это время британская дипломатия продолжала следовать своей основной линии, занимая промежуточную позицию между Россией и Германией. Выражая мнение английских политиков по этому поводу, британский посол в Петербурге Дж. Бьюкенен писал: «Мы не будем возражать против любых мер, которые Россия считает подходящими для обеспечения своих интересов. Но при нынешних обстоятельствах, по-моему, нет причин для того, чтобы мы пошли дальше этого»[718]. Эти слова Бьюкенена были одобрены Греем, который писал, что они выражают его точку зрения на это дело вообще[719].
