Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
«Летописец начала царства» также рисует образ царя, отвечающего за судьбу своих подданных. Иван IV должен был исправно играть свою роль, исполнять свою сакральную функцию, а поэтому решение лично возглавить поход на Казань стало важным и символичным для молодого монарха271. Во время Казанского похода общество консолидировалось, победа в войне была всенародной во главе с единым монархом, который в своём триумфе мог явно увидеть одобрение своих действий Господом.
Примечательна стихира, исполнявшаяся в XVI веке, «Богослужение Святой Четыредесятницы», в которой говорится, что ныне Христос входит в Вифанию, сидя на ослёнке, и освобождает от погибельного неразумения язычников, издревле пребывающих в неверии[48]. Также и Иван IV станет освободителем нечестивых казанцев от греха их заблуждения, даруя им спасительное православие, завоевав и освятив Казань[49].
К моменту коронации Ивана IV борьба с Казанским ханством была самой актуальной задачей внешней политики. Подчинение Казанского ханства окончательно прекратило бы разорительные набеги и сделало бы безопасным для купечества Волжский торговый путь. Более того, для всего русского общества война с Казанью была продолжением многовекового противостояния Золотой Орде.
Сам царь возглавил войско, несмотря на то что окружение отговаривало его272. Иван IV следовал долгу правителя быть защитником подданных и долгу защитника православия, готового освобождать род христианский. Однако только поход 1552 года увенчался успехом, при этом осада Казани была долгой и трудной, продолжалась с 23 августа до начала октября. Согласно «Летописцу начала царств», формировавшему официальный взгляд на исторические события, в переломный момент баталии царь пребывал на богослужении в походной церкви, когда при чтении слов Евангелия «да будет едино стадо и един пастырь» взорвались крепостные стены Казани. В момент начала штурма города царь продолжал молиться о божьей милости. И когда царь выехал к войску, «знамена христианские» уже развевались на «стенах градных»273. Эта же чудесная версия событий приводится и в «Степенной книге», составленной при участии царского духовника Андрея в Чудовом монастыре и в повестях о взятии Казани.
В летописных источниках победе над Казанью уделяется особое внимание274, она объясняется благочестием царя и покровительством Небесных Сил, в этом контексте поход приобретает и освободительные, и священные коннотации[50]. Целый ряд знамений, чудес и пророчеств предвещали взятие Казани Иваном IV, что означало особую божественную благосклонность по отношению к этому отнюдь не рядовому походу [51].
В повести о взятии Казани, написанной Адрианом Ангеловым, келарем Троице-Сергиева монастыря, говорится, что сам святой Николай-угодник, явившийся одному из боярских детей, указал, когда надо штурмовать Казань, а русские пленные, находившиеся в городе, видели старца, подметающего «храмины во граде», – то был сам Сергий Радонежский, готовивший Казань ко встрече русских войск275. Участник похода Андрей Курбский говорил о кресте с частицей «спасённого дерева, на нём же Христос плотию пострадал»; привезённый из Москвы святой крест не позволил казанцам с помощью чар «наводить дождь» на русское войско276.
На страницах «Летописца начала царства» в молитве Ивана Грозного говорится о возложенной на него Богом обязанности «еже пасти» подданных, защищать от зла. На страницах летописи появляются слова, что царь «ещё просит у Бога и всем свободы», становясь «целомудренным в разуме, храбрым в воинстве, светлоприветливым и податным к порученным ему от Бога» царем-освободителем277.
В контексте русского средневекового представления о власти и эпохи Ивана IV сакрализованный образ царя стал гарантом сохранения и торжества православной веры. К периоду царствования Ивана Грозного достигли апогея развития идеологемы и умонастроения, позиционирующие русского царя как единственного в мире христианского государя – заступника апостольской церкви[52], центр которой находился уже не в Риме и не в Константинополе, а в Москве – «богоспасённом граде»278. В «Хронографе» старец Филофей выражал надежду, что с божьей помощью православный царь победит всех нечестивцев[53]. Бытовало убеждение, что царство Ивана IV занимает особое, исключительное место, и от его действий будет зависеть судьба мира. В «Лицевом своде», изложении всемирной истории, созданном для самого царя, отмечалось, что при рождении у Василия III сына не только Русское царство, но и весь православный мир возрадовался279. Сознание Ивана IV было преисполнено мессианских замыслов, обретавших воплощение в соответствующих духу избранности поступках. В XVI веке с фигурой Ивана IV связывалась надежда на освобождение живущих по всему миру православных из-под ига иноверных правителей. Подобно Моисею, освободившему род израильский из египетского плена, Иван IV предуготован и предназначен волею Бога для подвига освобождения нового Израиля[54].
Неизвестный книжник в середине XVI веке писал «един православный русский царь в всей поднебесной яко же Нои в ковчезе спасённый от потопа, правя и окормляа Христову церковь и утвержаа православную веру»280. Это высказывание утверждает, что власть православного русского царя является единственной точкой опоры в мире «нечестия», подобно Ноеву ковчегу в водах потопа, и от его мудрого руководства зависит судьба православной церкви и веры. На государя проецировался весь комплекс представлений о священных событиях христианской истории, где царь, наделённый особой святостью, реализует Божью волю. В русле данной парадигмы совершался и Казанский поход, ставший «священной войной» супротив мусульманства, за освобождение и утверждение православия. Поэтому в основаниях похода Ивана IV лежали не только колонизаторские амбиции, но также и более существенный символический пласт идей, провозглашавших праведность и неизбежность войны царя-мессии.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
