Книга Грешники - Алексей Чурбанов

— Вы были в больнице? — спросил Валя, доставая из кармана мобильный телефон.

— Отставить! — сорвавшись на фальцет, крикнул Заварзин, и стоявшая рядом средних лет женщина, приглашённая в качестве понятой, вздрогнула и недовольно поморщилась. — Отдайте телефон лейтенанту и следуйте за мной, — сдерживаясь, почти спокойным голосом сказал Валентину Заварзин. — Не заставляйте меня применять силовые методы.

Шажков отдал мобильник подскочившему Бородюку и, подталкиваемый незнакомым оперативником, вышел вслед за Заварзиным в коридор. Его провели из «хозяйской» части УВД в «службы», и через пять минут он оказался в антураже сериала про «ментов» — в темноватой неприбранной комнате со столом, пепельницей, настольной лампой и огромным коричневым сейфом у стены. Заварзин куда-то ушёл, а с Валей остался сопровождавший его оперативник.

— Зря вы так, — сочувственным тоном заговорил он с Шажковым. — Опознайте, подпишите, ещё не поздно. Он ведь настоящий бандит, и если вы его опознаете, получит длительный срок. А так — выпустят.

— Но это не тот.

— Да ладно вам — тот, не тот. По фотке-то вы опознали.

— С оговоркой.

— Но опознали же.

Открылась дверь, и в помещение вошёл капитан Заварзин — спокойный и даже расслабленный, как будто это не он пять минут назад кричал фальцетом «Отставить!»

— Ну что, подумали? — мягко, но настойчиво спросил он у Шажкова. — Второй раз такого прокола мы допустить не можем.

— Не он это, — глухо сказал Шажков. — Это другой человек.

— Так, Семёнов, — обратился к оперативнику Заварзин.

— А мы ведь можем так же, как и этот молодой человек, заупрямиться. И из терпилы переквалифицировать его в обвиняемого. Можем?

— Можем, товарищ капитан, — по-советски отрубил опер.

— Вы в припадке ревности, а скорее всего и в состоянии алкогольного опьянения, — обратился к Шажкову капитан, — ударили ножом свою сожительницу, потом испугались, её в больнице бросили, сами в милицию не обратились, затаились. Мы по собственной инициативе расследование начали. Как вам эта версия? Сплошь и рядом такое случается. Если хотите знать, — Заварзин подошёл вплотную к Шажкову, — эта версия имеет самый большой шанс на прохождение в суде — хоть с присяжными, хоть без. А мы здесь с вами цацкаемся, бандитов ищем. «Вор должен сидеть в тюрьме» и всё такое. Если вы не хотите нам помочь, так почему мы должны вам помогать?

— Мне не надо помогать. Я сам найду этих бандитов и вас к ним приведу.

— Нашёл один такой! А этого что — выпускать?

— Не знаю.

— А мы ведь и нож можем найти. Наверняка нож остался на месте происшествия. Пяток солдат пошлём, они слой снега снимут и найдут орудие вашего преступления, а?

— У меня есть свидетель, который подтвердит, что всё было не так.

— На каждого свидетеля всегда найдётся другой свидетель, правда ведь? Детективы по телевизору смотрите?

Шажков молчал. Он почувствовал, что его лицо окаменело и потеряло способность к мимике. Во рту пересохло. Говорить больше было не о чем. Заварзин поглядел на него, покачал головой, потом выразительно посмотрел на опера. Тот пожал плечами и усмехнулся.

— Ладно, — наконец с некоторым усилием произнес капитан, — подумайте ещё. Мы вас вызовем повесткой, поэтому никуда не уезжайте.

— Это подписка о невыезде?

— Устная договорённость о невыезде. Такая договоренность со мной равнозначна подписке.

— Хорошо.

— Отведите его к Бородюку, — сказал Заварзин оперу, развернулся и быстро вышел из комнаты.

Лейтенант Бородюк с сочувствием поглядел на вернувшегося в сто пятый кабинет Шажкова.

— Надо было сразу сказать, что не опознаете, до начала очной процедуры. А вы что ж? Видите, что получилось? Бандиты над нами смеются, в зоне рассказывать будут, как менты облажались.

Шажков молчал.

— Вижу, напуганы вы.

Шажков молчал.

— Распишитесь в получении мобильного телефона и идите. Вас вызовут, если нужно…

— Спасибо, — еле размыкая пересохший рот, не к месту прошамкал Валентин, забрал телефон и вышел из кабинета.

Улица встретила солнышком и смехом детей. Шажков купил в ларьке через дорогу бутылку пива и, сев на скамеечку напротив входа в отделение милиции, с наслаждением стал пить из горлышка. Ему почему-то захотелось борзануть, но эффекта не получилось: никто не обратил на него внимания. Страха Валентин не чувствовал, неприязни тоже, только равнодушие. И потребность действовать, теперь уже самому.